Шелестят паруса кораблей

Единственным человеком, удалявшимся от родных мест, был сандвичанин, взятый русскими по личной просьбе Тамеамеа. Он не переставал удивляться просторам земли и морей. Все для него было ново, все необычно. Сандвичанин был любознателен, и всем было приятно просвещать его и знакомить с языком страны, куда он так доверчиво и решительно устремился.

Утром шестого марта вместе со штормом на «Камчатку» обрушились крупные градины. Они с грохотом сыпались на палубу. Сандвичанин решил, что это каменный дождь, и стал собирать градины в платок — на память. Недоуменно смотрел этот взрослый ребенок на мокрый платок, когда через некоторое время его камни превратились в воду.

Десятого марта Головнин отметил — «Камчатка» прошла меридиан мыса Доброй Надежды. Индийский океан был позади. Где-то на севере оставались памятный Капштадт и Симанская бухта.

Впереди была Атлантика. После просторов и ураганов Тихого океана даже этот огромный водный простор казался чем-то почти домашним.

«Камчатка» взяла курс к Святой Елене, и мысли русских моряков потянулись к этой заброшенной в центре океана каменной глыбе.

Еще не так давно имя Наполеона гремело над миром. На полях сражений лилась кровь десятков тысяч солдат. Из операционных раздавались истошные крики жертв войны, страдавших во славу этого гения сражений. Пылали родные Смоленск и Москва. И все же его имя еще привлекало нездоровый интерес людей, которых с детства приучали преклоняться перед силой оружия и славой побед.

Офицеры «Камчатки» не составляли исключения. Если бы Святая Елена находилась в стороне от их пути на триста — пятьсот верст, они сделали бы эти лишние мили, чтобы дома, в России, иметь право сказать: «Мы побывали на Святой Елене».

Обычное любопытство влекло русских моряков к этому острову. Они были дети своего века.

На рассвете двадцатого марта показалась громада каменистого острова. В ясном небе носились птицы.

Пятьдесят миль отделяли «Камчатку» от острова, когда английский военный корабль встретил русское судно. «Камчатке» было разрешено войти на рейд и занять место у западного мыса.

Крепость и «Камчатка» обменялись салютами.

Остров Святой Елены возвышался над поверхностью моря как гора, рассеченная гигантским мечом. Одиноко стоит она в океанском просторе между Южной Америкой и Африкой. Берега острова неприветливы, но положение делает его местом передышки на длинном пути из Европы к мысу Горн и к мысу Доброй Надежды.

Бегство Наполеона с Эльбы заставило союзников заменить Эльбу другим местом. Во всем мире нельзя было найти более изолированную гигантскую тюрьму.

Остров Святой Елены был открыт в 1502 году португальцами, но уже полтораста лет им владели англичане. Известный только морякам и географам, остров, после заточения на нем Наполеона, стал всемирно знаменит. Он воспринял шумно печальную славу своего узника. Поэты окружали его мистической дымкой. Он тревожил сны честолюбивого юношества. Художники, никогда не бывавшие на нем, изображали его то в виде скалы, над которой поднимается фигура в треуголке, то огромным могильным камнем.

И вот этот остров — перед глазами русских моряков. От побережья в глубь острова нет никаких дорог. Тропинки годны только для специально обученных лошадей. Русским рассказывали, что за несколько дней до прихода «Камчатки» два английских солдата были убиты сорвавшимися обломками скал.

Иностранным судам разрешается кратковременная стоянка в гавани острова только для исправления повреждений и снабжения пресной водой. И починка и снабжение водой производятся в пожарном порядке силами английских властей и английского флота. С английской аккуратностью «Камчатку» в первую же ночь снабдили водой, без задержки — только бы скорее ушли!

Головнину разрешили задержаться на два дня из уважения к России и пребывающему на острове российскому комиссару графу Бальмену.

Головнин посетил графа Бальмена. Российский комиссар был очень рад, так как уже три года не видел никого из русских. Он много рассказывал о Наполеоне. Но нарушить устав, подписанный союзными державами, было не в его силах. Режим острова строг. К пленнику никто не допускался. Василий Михайлович, мечтавший побывать в Лонгвуде и повидать знаменитого пленника, был разочарован. Граф Бальмен сделал все возможное: Головнин с гардемарином Лутковским видели Наполеона только в подзорную трубу.

Разумеется, два дня пребывания на острове на русском судне велись разговоры исключительно о Наполеоне.

Литке возмущался:

— Этот человек причинил столько горя нашему народу и народам Европы! Со времен татар Россия не подвергалась такому нашествию. Нет, я не понимаю тех, кто преклоняется перед этим авантюристом, честолюбивым завоевателем только потому, что он одержал победу во многих сражениях.