Шелестят паруса кораблей

Мальта лежит на большом пути. Она привлекала взоры всех хищников, для которых Средиземное море, еще со времен Финикии и Рима, — арена торговых и политических состязаний за власть над путями из Европы в Азию.

Жители Ла-Валетты видели легионеров Рима, закованных в железо рыцарей Ричарда Львиное Сердце, турецких мамелюков, смуглых арабов, пронырливых еврейских купцов, венецианцев и генуэзцев, русских и англичан. Мальтийцев уже не удивишь ничем. Им надоели назойливые гости, надоела неуверенность в завтрашнем дне, несущем смену языка, нравов, цен и порядков.

Англичане любят устраиваться солидно. У них здесь и клуб, и театр, и трактир. Они ставят пьесы Шекспира и готовят драму из жизни русских декабристов. Пусть русские офицеры услышат пылкие речи заточенных царем революционеров, какие немыслимо услышать в стране Николая I.

Англичане охотно принимают русских офицеров в семейных домах. Русские умеют себя держать. Иные из них сорят деньгами. Русские матросы держатся строго. Их много, и они решительны. С ними не стоит затевать стычки.

Молодой офицер с эполетами лейтенанта откозырнул Рикорду.

— О! — обрадовался Петр Иванович. — Старый знакомый! Рад вас видеть, Федор Федорович! Как вам понравилась Ла-Валетта? Освоились уже? Впрочем, что я спрашиваю. Слава о ваших успехах гремит по всей эскадре.

Матюшкин смущенно хотел что-то возразить, но Рикорд весело и добродушно перебил его:

— All right, my boy! All right![5] He хотите ли распить бутылочку?

Усевшись за столиком под защитой полотняного навеса и виноградных листьев, Рикорд повторил свой вопрос в другой форме:

— Итак, вам понравилась Ла Валетта?

Окинув взглядом заполненную военными судами бухту, Матюшкин тихо произнес:

— Если угодно вашему превосходительству, я предпочел бы меньше красоты, но больше спокойствия.

— Я вижу, вас смущают соседи, Федор Федорович! Но ведь их всего ничего. С прибытием эскадры графа Гейдена мы превосходим их во много раз.

Матюшкин пододвинул свой стул поближе к адмиралу:

— Петр Иванович! Я бы предпочел, чтобы англичане были поближе.

— Ах, какой остряк! — рассмеялся Рикорд. — А я-то все думал — как бы от них подальше. Кстати, как вам понравился вчерашний приказ по эскадре? Вам не будет жаль покидать Ла-Валетту? Общество прелестных лондонских дам?

Федор часто заморгал глазами. «Значит, уже разнесли флотские кумушки. А что случилось? Всего ничего!»

— Ну, ладно, быль молодцу не в укор. Сегодня Ла-Валетта — завтра Пирей или еще какая-нибудь азиатская или африканская гавань. В путь, в путь! Куда-нибудь...

Матюшкин смотрел вопросительно. «Начал, так продолжай!» — думал он с нарастающим напряжением.

— Вас не интересует куда?

— Я полагаю, к Дарданеллам.

— Делает вам честь, лейтенант!

— Но ведь это же — война?

Рикорд перестал улыбаться. Откинувшись в плетеном кресле, он размышлял вслух:

— И притом воевать будем в одиночку. Кстати, мой друг, вы отчетливо представляете себе, с какого борта вдруг придется открывать огонь вашему «Эммануилу»?

— «Эммануил» всегда готов дать залп обоими бортами!

— Очень хорошо, Федор Федорович! Мы давно и неплохо знаем друг друга. Как вы думаете — зачем пришли мы с вами в Средиземное море?

— Чтобы защитить наших единоверцев, греков, славян...

— Когда я был в Лондоне, посол показал мне рескрипт государя. В нем ясно было сказано: «Наша эскадра посылается в Средиземное море для защиты русских торговых судов, для борьбы с пиратами. Но ни в коем случае не для вмешательства в борьбу восставших греков с их верховным правителем — султаном»... Запомните это. Все, что хотя бы слегка попахивает революцией, даже простым неповиновением верховной власти — ненавистно государю.

— Это мы знаем!

— Но знаете ли вы, что уже первого июля последовал новый рескрипт: «Адмиралу, графу Гейдену следует совместно с флотами западных держав оказывать пособие восставшим грекам».

— Это нам тоже известно, адмирал.

— А что последовало дальше?

— Наварин!

— А известно ли вам, что в это время Россия да и другие державы не состояли в войне с Турцией? И когда рейс-эффенди, клокоча гневом, потребовал объяснения от трех оставшихся в Стамбуле дипломатов, наш посол заявил, что русская эскадра не принимала никакого участия в Наваринском бою. Да, да! Никакого участия!..

Матюшкин посмотрел на Рикорда с изумлением.

— Вы удивлены? — продолжал Рикорд. — Так я удивлю вас еще больше. Когда турецкий флот перестал существовать, флоты Британии и Франции не ушли в свои гавани. Лондон и Париж испугались, как бы наш добрый император не проглотил Турцию со всеми проливами и Стамбулом. Я все это говорю вам, мой дорогой, чтобы вы поняли, почему нам следует держать наготове оба борта, как вы сами сказали.

— Я слушаю вас, адмирал, внимательно и думаю, что я все еще плохой политик.

— Но это, надеюсь, не мешает вам быть добрым моряком и слугой своего государя?

— Мы выполним свой долг, адмирал... И будем осторожны.