Шёлковая тишина (ЛП)

Он трясёт меня за плечи, прижимая спиной к пикапу и нависая сверху. Его лицо искажено гримасой боли, как если бы видеть меня везде было для него физически неприятно. Я цепляюсь своими руками за его запястья — чтобы удержаться самой и сдержать его. Мои глаза неотрывно следят за ним, запоминая, впитывая. Мне хочется ликовать от его слов и хочется броситься в реку от его интонаций. Меня настигает понимание — он не рад своим чувствам ко мне, он не готов к ним, но в то же время удержать весь этот снежный ком он уже не в состоянии.

— Лиля, Лиля, — шепчет вдруг он и ныряет руками за мою спину, обнимая и прижимая к себе.

Я утыкаюсь носом в его плечо и нежно обнимаю в ответ. Мы стоим в этой внезапной оглушающей тишине, которая, кажется, нас и породнила, и дышим в унисон. Близость Макса лечит меня, облегчая ту боль, что он сам и причинил. Мне кажется, я могу так простоять целую вечность, забывая свою злость, свою обиду, свой гнев. Они, как фейерверк, взорвались и распались, озаряя миг чем-то добрым и ласковым. И я наслаждаюсь этим маленьким кусочком счастья, находясь в объятьях дорогого мне человека.

Глава 10

Макс отстраняется от меня некоторое время спустя и достаёт из кармана пачку сигарет с зажигалкой. Он затягивается и прислоняется спиной к машине рядом со мной. Мы оба смотрим на Т-образный перекрёсток около ледового дворца, когда Макс начинает хрипло:

— Помнишь, я рассказал тебе свою историю там, на каменистом пляже? — я киваю, но он не замечает это движение и продолжает. — Я рассказал тебе и вдруг сам понял, что между мной и Майей… что это какая-то… неправильная любовь. Слишком болезненная, слишком несчастная. Вывернутая наизнанку, что ли… У меня глаза будто впервые открылись в тот момент. Ты тогда убежала, — Макс усмехается. — А я ещё долго там сидел и думал-думал. Решил, что пора завязывать. Хотел бросить Майю в тот же вечер, но она начала ругаться и кричать. Плакать. Всё превратилось в какой-то дешевый фарс, и я уехал из дома. Ночевал в пикапе и… и у тебя потом, помнишь?

Он шумно затягивается, вспоминая:

— Проснулся, всё тело болит. Долбанное кресло не предназначено для сна, но я быстро забыл о неудобствах, увидев тебя. Ты спала за столом, как птичка на жёрдочке. Как зайчонок, как невиданный зверёк — такая вся пушистая, нежная, беззащитная, — голос Макса становится ниже, и я провожу ладонями по своим плечам, сглаживая мурашки. — Хотел остаться с тобой тогда… Но пришлось уехать. И снова Майя и ее сцены. В пиццерии ее вообще ревность накрыла. Впервые за пять лет такое видел. Я даже не понимал, как ее остудить, обычно-то это я с ума сходил, а тут… Она как репейник, понимаешь? — Макс повернулся ко мне. — Прицепилась ко мне и вросла под кожу. И выдираю я ее сейчас с мясом.

Я качаю головой и легко провожу ладонью по его чуть колючей щеке.

— Так может и не надо выдирать? — тихо вру я, совсем так не думая. — Если это больно для вас обоих, то стоит ли игра свеч? И может нужно просто попробовать заново?

Макс успевает вскользь поцеловать мою руку прежде, чем я ее убираю. Взгляд его такой нежный, что мне хочется утонуть в нем. Он напоминает мне сладкие взбитые сливки, которые так умопомрачительно тают во рту.

— Откуда ты такая взялась? — тихо спрашивает Макс. — Почему так легко сдаёшься?

— Это не легко, — горько усмехаюсь я и отвожу глаза. — Но я не хочу рушить то, что у вас уже есть.

— Не ты это рушишь, — глухо замечает Макс. — Ты спасаешь меня, вытягивая из этой зловонной трясины.

Я поворачиваюсь к нему и вижу усталость на лице Макса. Вижу, что сейчас этот мужчина, казавшийся мне сильным атлантом, стоит передо мной с распахнутой настеж душой, измученной и обессиленной. Вижу, что он не притворяется, не лукавит, не врет. Вижу по нему, что он черпает силы во мне, и я готова отдать ему всё до последней капли. Я готова также открыть перед ним своё сердце. Да что там, в эту минуту я готова всучить ему своё сердце, свою душу, всю себя! И ничего не требовать взамен. Я знаю, что так нельзя, знаю, что потом может быть больно, очень больно. Но я знаю так же, что по-другому — тоже никак нельзя. Не с ним. И не мне.

И я делаю шаг к нему, а он, отбрасывая недокуренную сигарету в сторону, следит за мной тяжелым взглядом. Я прижимаюсь к нему, вставая между его ног, и теперь уже Макс оказывается придавлен к пикапу. Его руки заключают меня в кольцо, и я запрокидываю своё лицо, поймав его взгляд — теперь уже темный и затягивающий — и шепчу то, о чем кричат мои глаза:

— Хочу быть твоей.

Его рука скользит по моей спине вверх и, зарываясь в волосы, обхватывает мой затылок. Он притягивает мою голову к своей так близко, что мы почти соприкасаемся носами, и уверенно шепчет мне прямо в губы:

— Ты уже моя.