Шёлковая тишина (ЛП)

— Как я понял, в последнее время дела у наших издательств шли не слишком хорошо. Причем касалось это только отделов бумажных книг, где, в сравнении с электронкой, было падение в прибыли. Отдел аналитиков изучил нынешнюю ситуацию и решил, что авторов нужно приблизить к читателям, дать последним ворох сплетен и пищу для разговоров, — Макс морщится на этих словах, а мою кожу покалывает холодок догадки. — Когда я перешёл из одного издательства в другое, кого-то там озарило поэкспериментировать и раздуть из этого события мыльную оперу. Вышли на Майю, ее к этому делу привлекли. Потом и вовсе оба издательства заработали в одной упряжке. Когда мы с тобой окончательно сошлись, они провели то теле-шоу с Майей. И сегодняшний цирк устроили, чтобы выудить из нас побольше шокирующих сердечных признаний и заодно анонсировать книги.

Макс замолкает, а я шепчу:

— Книги?

Почему-то мне кажется, что это не оговорка и что за этим-то и скрывается настоящая проблема.

— Майя написала свою, — выдавливает из себя Макс. — Про твою героиню. Приквел. Почему Вероника стала такой, как в начале твоей книги. Почему она носит маски.

Мир вокруг меня трещит, как стекло на упавшем бокале. Короткие фразы Макса сильнее крушат его, до мелких осколков, которые режут до крови, стоит только задеть.

— Но откуда?.. — хриплю я.

— Тамара, — коротко отвечает он, и воздух покидает мои лёгкие.

Мой литературный агент предала меня! Как вообще это возможно? Как она могла? Тома рассказала сюжет книги — и кому? Майе! Которая никогда не могла выдумать свои сюжеты. А теперь ее книгу будут рекламировать, как первую часть моей! И это — на фоне наших отношений. И оба издательства в плюсе, каждое издаёт по книге, каждое участвует в этом омерзительном шоу!

Мой взгляд выдаёт меня с головой, потому что я вижу сострадание в глазах Макса.

— Что ещё?

Я произношу два коротких слова — потому что только такие я могу контролировать сейчас и сказать их, не проорав.

— В твоём договоре оказался пункт, который можно трактовать двояко. И по нему, если я не соглашаюсь на участие в теле-шоу, ты обязана написать три книги и бесплатно отдать все права на них своему издательству.

Я стараюсь дышать глубоко и не поддаваться эмоциям. Не хватать вилки, не швырять ножи, не переворачивать тарелки, не кидать стулья. Я заставляю себя не смотреть на окружающие предметы и цепляюсь за взгляд Макса, словно за якорь. В его темных глубинах я вижу поддержку — даже если я прямо сейчас разнесу это кафе. Даже если я прямо сейчас сделаю что-то скандальное, что-то ужасное, что-то непоправимое — всё равно Макс подставит мне своё плечо. И это осознание окутывает меня смирительной рубашкой, и я успокаиваюсь. Всего на пару процентов, на несколько делений — но этого хватает.

Я достаю из сумки ключи от Альфы и бросаю их Максу, а вместо них забираю его ключи от пикапа.

— Я одна сейчас, ладно? Забери мою машину… оттуда.

Последнее слово я произношу так, словно оно ядовитое или опасно-заразное. Или запрещённое.

В глазах Макса вспыхивает вопрос, и, ещё до того, как он успевает его озвучить, я отвечаю:

— Я буду в порядке.

Ладонь сжимает ключи от пикапа, ноги идут к машине, а мысли скачут, как горные козлы под наркотиком. Мощный мотор немного заглушает их, и я врубаю какой-то зарубежный рок на полную громкость, чтобы точно ничего не слышать сейчас.

Тишина убьёт меня.

Глава 34

Последнее, о чем я мог бы подумать, так это о том, что наберу этот чертов номер. Но вот он я — стою в одиночестве на берегу моря и нажимаю кнопку вызова.

— Слушаю.

Взвешиваю в последний раз все за и против и отвечаю.

— День добрый. Это Антон Зотов?

— Да, с кем имею честь?

— Макс Романов.

Тишина в трубке говорит сама за себя.

— Что-то с Лилей?

Этот вопрос меня удивляет. Я был готов к сарказму, ехидству, даже к сбросу звонка, но к тревоге — нет.

— С ней в целом всё в порядке, но… — я запинаюсь и не сразу добавляю. — Мне всё же нужна твоя помощь.

«Это, должно быть, такая насмешка судьбы. Когда от тебя отворачиваются давние друзья, когда в очередной раз предаёт женщина, когда ты лишаешься своих денег, своего имущества, своего статуса — всё это неспеша, вылетает одно за другим, как снаряды из тренировочного оружия — когда ты внезапно остаёшься ни с чем из прошлой жизни, но вдруг обретаешь бриллиант. И ты стоишь в ободранной одежде, с урчащим от голода животом, и грязными руками рассматриваешь это сокровище, а камень так сверкает, что, кажется, даже делает тебя чище. И ты ничего не можешь изменить и идёшь на поклон к тому, кого считал врагом, и к тому, кто внезапно помог тебе. Сделал огранку бриллианта. Дал денег. Дал кров.»

Я перечитываю написанное, и брови сами сползают к носу. Это звучит слишком пафосно, слишком не по-Джедовски и слишком лично.

Я бросаю взгляд на Лилю.

Она лежит на песке в одном купальнике. Руки раскинуты, как у звезды, на лице — спокойная улыбка, и я не удивлюсь, если узнаю, что она держит ее специально для меня. Своего рода благодарность.