Шелковый дар (СИ)

— Пойду, — иначе она ответить не могла, расстраивать его не хотела. К тому времени, когда он соберется, ее уже в селе не будет.

— Дядька Бел говорит, что нам надо жениться. Что мы его слишком смущаем и так, а как подумает, что без брака живем, то и вообще людям в глаза не может смотреть.

— Мы не живем. Просто спим под одной крышей, — возразила Тайя.

— Но об этом-то никто не знает, — Карин обнял Тайю и уложил рядом. — Мне хорошо с тобой. Я мало что помню, но уверен, что никого не любил так, как тебя. Что же нам мешает? Даже если никого и не отыщу, дядька Бел сказал, что можем жить здесь. А со временем и отдельную избу построю. Я уже неплохо зарабатываю, дядька Гостята только и успевает заказы на лекарства брать из соседних сел. Говорит, что уже и в городе спрашивают.

«Не может человек жениться на нежити». Тайя проглотила слезы, которые все чаще и чаще стали появляться на глазах. Карин прижался ухом к ее шее.

— У тебя сердце вон как стучит. Волнуешься? Не совсем предложение, но если хочешь, я все сделаю как надо. И колечко, и цветы.

Сердце? Тайя прижала руку к груди и отчетливо почувствовала биение. Быстрое, сильное, совсем как у парня, лежащего рядом. И жар, приливший к щекам. И заметила звуки жизни даже не она сама, потому что к ним привыкла. Они стали естественными, а значит, продолжались уже длительное время.

Она вскочила на ноги, ошарашенная внезапной догадкой.

— Я сейчас вернусь.

И со всех ног бросилась в сарай, где, предварительно засунув в скобы перекладину, чтобы никто не вошел, стянула с себя платье до талии. И выгнулась над тазом с водой, чтобы разглядеть свою спину. Потом завела руку и осторожно тронула гладкую тонкую кожу на том месте, где совсем недавно зияла червоточина размером с таз, в который она смотрелась. Еще раз прижала руку к груди — бьется. На самом деле бьется. Тайя схватила со стены серп и провела по нему пальцем, который сразу же окрасился в красный цвет. Вдобавок защипал, она машинально сунула его в рот, как обычно делал дядька Бел, когда промахивался ножом по овощам.

«Не может этого быть…» — монотонно стучало в голове.

Но теплая кровь, капающая вниз из ранки, уверяла в обратном. Девушка медленно опустилась на тюк соломы, не сводя глаз с повисшей на кончике пальца капли. Ужас постепенно заползал внутрь, когда приходило понимание, почему Карин так плохо себя чувствовал по утрам после их длительных вечерних разговоров, особенно, если он ее обнимал. Почему иногда его раны заживали дольше обычного, и часто он прятался за своей перегородкой, чтобы впасть в такой глубокий сон, что дядька Бел с трудом мог его растолкать.

Он отдавал ей свою жизнь, делился своим светом. Он постоянно ее лечил и даже не задумывался об этом. Каждое прикосновение, каждый поцелуй, которыми они обменивались с таким упоением, забирали его тепло и передавали ей. Она убивала его, находясь рядом.

Душа разорвалась от боли, заныла так сильно, что перехватило дыхание. Тайя сползла на пол, скорчилась у тюка, обхватив колени руками. Не знала, чего вообще ожидала в итоге, просто следовала за своими безответственными желаниями. Еще один день, одна неделя. Так и месяц прошел, и два, три, четыре. Уже и в селе все привыкли к ней, относились как к дочке дядьки Бела, даже местные перестали задирать, смирившись, что Карин не посмотрит ни на кого больше: уж как соседские дочки ни усердствовали, чтобы привлечь внимание видного парня, пусть и немого, пусть и сироты. Но все попусту, он лишь вежливо улыбался и уходил к Тайе. Чтобы незаметно угасать рядом с ней.

Она и так мучилась виной за то, что скрывала его происхождение. Но уж очень боялась, что он уйдет сразу, как узнает. Хотя времени выиграла немного — память постепенно возвращалась, Карин уже догадался, в какой стороне ему искать свои корни. Неожиданным стало его намерение забрать Тайю с собой, однако его непременно настигнет глубокое разочарование в девушке, которую, как он думает, любит, стоит ему узнать цену такой любви.

О том, чтобы промолчать и на этот раз, речи не шло, Тайя знала, что скажет своему невольному донору, что происходит, раз уж она поняла первая. Она должна его отпустить так, чтобы не осталось никаких недомолвок, так велело ей сердце. И пусть уходит к своим. Ей же идти некуда, лес больше не примет. Теперь ее единственный дом — изба лекаря, и она очень надеялась, что дядька Бел позволит ей остаться и помогать. Век живых недолог в отличие от вечности; столько она вытерпит.

Дверь дернулась, потом сильнее, следом раздался стук.

— Я знаю, что ты здесь. Открывай!

Голос Карина, взволнованный. Тайя вытерла лицо, натянула платье на плечи, застегнуть не успела: перекладина, которая прижимала две створки, треснула под напором — Карин не дождался ответа и выламывал дверь. Потом деревяшка вообще развалилась на две части и на пороге возник сам парень. Беспокойно охватил глазами весь сарай, потом его хмурый взгляд остановился на Тайе, сжимающей тесемки.