Угнетенный такими мыслями, учитель подошел к своему дому. Накричал на жену, ни в чем не повинную, вечно озабоченную думою о хлебе насущном. Сам не понимал, в чем обвиняет ее, бедную. Пнул пустое ведро, попавшееся на пути. Отшвырнул ногою кота, перебегавшего через двор. Напугал остолбеневших от удивления дочерей… С шумом-гамом, меча молнии, вошел в свою комнату и, не раздеваясь, рухнул на железную койку.
На улице стонал ветер, кружились вихри, осыпая песком стены дома; в комнате стояла тусклая полумгла. Асанали уснул, словно провалился в беспамятство.
И снова — в который раз — приснился красный «Запорожец».
Когда он проснулся, солнце уже село, настали поздние сумерки. Асанали взглянул на жену, сидящую под лампой с шитьем, и закряхтел от смущения. Покашливая, поднялся с кровати, молча прошел на кухню и долго пил остывший бурый чай.
— Где Меирбан? — спросил он.
— Поехал в район, в милицию, — был ответ.
— Зачем это в милицию?
— Не знаешь, что ли, своего сына? Такой же упрямый, как ты. Увидел повестку в милицию, заявил: знаю, кто подсунул зеркало старшему брату. Это, мол, сынок Зимогора Зыттыбая; слышал я, говорит, как он уговаривал брата: пусть полежит в вашем дворе, у вас, мол, обыскивать не будут. Вот с этим и поехал сынок в милицию, чтобы, значит, разоблачить перед всеми этого ворюгу, Зыттыбаева сына.
— Пришла беда — отворяй ворота, — только и вздохнул Асанали, — Еще этого не хватало…
Меирбану давно пора ехать на учебу в столицу. А денег нет как нет… Характеристики тоже нет. Девушка-комсорг, которая должна была ее выдать, внезапно сбежала с джигитом — вероятно, был у них тайный сговор… А тут еще это зеркало, милиция, осатаневший от злобы математик… «Нужно было мне брякнуть ему про зеркало, — досадовал Асанали. — Теперь может это повредить моим детям, неспособным даже у овцы отнять еду».
Ветер Львиная Грива разбушевался так, что нельзя было и глаз открыть в пыльной буре. Два дня Асанали просидел дома, упрямо выжидая чего-то. На третий день ветер стих, пыль на улицах улеглась. Старшего сына все это время не было — он в злополучный день как уехал снимать чабанов, так и проторчал там. Едва он, пыльный и усталый, переступил порог дома, отец загнал его в угол и учинил строгий допрос. И сразу же получил признания насчет Зимогорова сына. Тот попросил оставить зеркало до окончания уборки кукурузы. Асанали надавал по шее своему старшенькому и тотчас отправил его в райцентр, чтобы он нашел Меирбана.
Прождал еще день — а от мальчиков никаких известий. Словно пропавшие странники с острова Барса-Кельмес… Что у них случилось? Не выдержал Асанали, сам поехал на автобусе в райцентр.
В полдень был уже там, шел по улице, не глядя по сторонам. И вдруг новенький светлый «Москвич» поравнялся с ним и резко затормозил. Из машины вылез городской франт в сером костюме, в темных очках и щегольской вельветовой шляпе, с галстуком, узел которого был с кулак, толщиною. Разлетелся, улыбаясь, к Асанали — и он только тут узнал своего коллегу-математика. Тот благодушно тряс руку Асанали, хлопал его по спине, словно ничего между ними не было. Сообщил: «Я забрал свое заявление из милиции. Ведь нашлось, чего же еще мне надо? А твой Меирбан упрямец, оказывается. Принялся в милиции права качать… Смотри, как бы в яму не скувыркнулся, споря с властями…»
Асанали заметил, что в машине сидит сын математика, ровесник Меирбана. «Да, да, — сказал в ту же секунду математик, — везу его в столицу устраивать на учебу. «Проходные» в кармане, буду целый месяц жить в Алма-Ате. Не вернусь, пока не затолкаю его в какой-нибудь институт».
Через минуту машина взревела и, словно юркий шарик ртути, ускользнула в пыльную даль, где реяли обманчивые миражи. Асанали долго следил за нею взглядом. Настроение его, и до этого неважное, вовсе упало. В глазах опять мелькнул призрачный «Запорожец».
Вскоре он был у районного отделения милиции. У входа он столкнулся со своим средненьким, которого вели куда-то. Парень был весь измятый, сгорбленный, сверкал глазами и настолько похудел, что хоть ножи точи об его скулы. Стоя перед отцом, Меирбан рассказал, что было с ним. Его, оказывается, задержали как возможного соучастника кражи, хотя парень сам явился в милицию. Он начал спорить с сотрудниками — и погорячился… Старший же брат, как выяснилось, вовсе и не заявлялся в милицию, до сих пор шатался неизвестно где.
Услышав все это, Асанали словно окаменел. Лицо его стало страшным, щека задергалась. Оставив сына, он пошел искать начальника милиции. Но оказалось, что почти вся милиция во главе с начальником отправилась в совхоз на уборку кукурузы. На местах не было ни зама, ни пома, ни исполняющего обязанности. Тогда Асанали обратился к дежурному, находившемуся за зарешеченным окошком. Молодой милиционер сидел на стуле, словно прибитый к нему гвоздем. С первых же слов разговора взаимопонимания не получилось.
— Освободи моего сына, — задыхаясь, молвил Асанали.
— Не положено! — казенно отвечал дежурный.