Шелковый путь «Борисфена» (СИ)

Пустой зал тонул в темноте, горела одна единственная свеча. Нина слишком поздно заметила, что хозяин не один. Сидя за освещенным столом, старик беседовал с Сандро:

– Девчонка твоя – огонь. Парни в очереди стоят, чтобы потанцевать с нею. Не боишься, что уведут?

– Боюсь, конечно, – улыбнулся генуэзец, – но надеюсь, до этого не дойдет. Она достаточно умна, хоть и молода…

Ворчливый старик не разделял его уверенности:

– Сейчас ей, конечно, хорошо с тобой, ты о ней заботишься, но, попомни мое слово, долго это не протянется!

– Спасибо за участие, – насмешливо сказал Сандро, – ты забыл, что половина из тех, кто стоит в очереди, чтоб потанцевать с Марой – твои сыновья.

Старик гордо выпятил грудь.

– И тебе, Сандро, давно пора подумать о наследнике. Поверь старику, настанет день, Мара покинет тебя!

– Вот тогда и подумаю! А ты пока позаботься о разбитых сердцах своих сыновей!

Нина решила, что лучше всего уйти также тихо, как пришла. Но было поздно, ее уже заметили.

Сандро быстро поднялся и поспешил ей навстречу.

– Синьора графиня? – с безупречной галантностью он предложил ей руку, чтобы проводить к столу. Бродячий артист обладал манерами аристократа.

Никто не представлял их друг другу, Нина ничего о нем не знала и видела всего несколько раз в жизни, но она безропотно приняла помощь и с замирающим сердцем последовала за ним.

– Благодарю вас, синьор Алессандро, – сказала графиня, опускаясь на заботливо отодвинутую им скамью. – Я всего лишь хотела выпить горячего молока.

– Ты слышал, старик? – Сандро вскинул глаза на хозяина таверны. – Синьора желает горячего молока!

Тот с поклоном растворился в темноте. Пламя свечи задрожало. Сандро сел напротив Нины. Над столом нависло молчание. Светской беседы не получалось.

Ему известен ее титул, а значит и имя. Выходит, Сандро знает о Нине гораздо больше, чем она о нем. Вероятно, справлялся в Генуе. Но зачем?

Искусство дипломатии, которое Нина невольно постигала, общаясь со своим покойным мужем, нисколько не помогло ей найти ответ на этот вопрос. Следовало бы начать разговор с какой-либо малозначительной темы, а затем незаметно перевести его в интересующее тебя русло, но ничего не выходило. Она и рта не могла раскрыть от смущения.

– Кажется, он пошел доить корову, – наконец пробормотал Сандро.

Это замечание вызвало у Нины улыбку. Теплая волна внезапно поднялась в ее сердце, растворяя неловкость и смущение. Сегодня вечером этот человек подарил ей такую радость! Следовало бы поблагодарить его…

Однако голос снова подвел графиню. Разве можно выразить словами то, что она почувствовала?

Теперь она улыбалась не шутке, а самому Алессандро.

– Вы больше не боитесь меня, – утвердительно сказал он. – Я очень рад.

Появился хозяин с глиняным стаканом и кувшинчиком теплого молока. Сандро встал, прощаясь.

“Сейчас он уйдет, – подумала Нина, – и я больше никогда не увижу его”. И с ужасом услышала собственный голос:

Синьор Алессандро, через месяц мой день рождения. Могу ли я просить вас… петь для меня в этот день? – шепотом закончила она.

Он ничего не ответил. Лишь взял ее безжизненно лежавшую на столе руку и поднес к губам.

Горячее молоко не помогло. Нина так и не заснула до рассвета. Лежа в постели, она дрожала от холода. Пылала только рука, к которой он прикоснулся губами. Итальянская ночь была тепла, но сердце графини стыло от ужаса. Что она натворила! Как посмела пригласить артиста? Она же в трауре! Ей вообще не пристало вспоминать о дне рождения!

Лишь утром, сидя в карете рядом с сонной Антонелой, Нина немного успокоилась. Сандро не придет. К счастью, она не сказала ему, где ее дом.

На исходе сентября Сергей получил послание от Марфы, где подробно перечислялось, сколько чего собрали, что продали и какой получили доход. В конце письма сообщалась интересная новость: богатый помещик Несмеянов, ближайший сосед Милорадова, стрелялся намедни из-за супруги, с гувернером, мосье Шарлем. Француз оказался проворнее и уложил хозяина точнехонько в переносицу. Назавтра назначены похороны, но уже сегодня поговаривают, будто барыня Несмеянова уезжает в Париж, поэтому продает свое поместье с двумя тысячами крепостных. В виду спешки, продать хочет все сразу, в одни руки, по сходной цене. Только вряд ли кто купит, кроме Сергея Андреевича. Вокруг-то все – голь перекатная.

“Ах, Марфуша, бриллиант мой бесценный”, – с нежностью подумал Сергей, распорядившись о покупке. Несмеяновское поместье – просто клад, а с такой управительницей, как Марфа, хозяину там и делать ничего не придется.

На рассвете своего тридцатого дня рождения, нежась на шелковых простынях, графиня Милорадова вспоминала историю своего замужества.

Не радостно быть сиротой, даже если живешь ты в богатой семье своего дяди, и относятся к тебе хорошо.