Шелковый путь «Борисфена» (СИ)

Непременно приглашался французский консул с супругой и несколько местных аристократов. Этих гостей звал всегда граф, Нину не интересовало, чем он руководствуется при составлении списка. В жизни дипломата важна каждая мелочь, весьма разумно было использовать такой замечательный повод, как день рождения жены, в государственных целях.

Нина всем гостям была рада. Она пользовалась репутацией радушной хозяйки, считалась весьма обаятельной и интересной собеседницей, но при этом всегда держалась немного в стороне, не заводила близких подруг и, соответственно, никогда не выбалтывала им ничего лишнего. Идеальная жена для дипломата! Нередко женщины, даже более умудренные опытом, интересовались мнением графини. А порой и совета спрашивали, особенно, если речь шла о правилах хорошего тона. Она была известна тем, что никогда ни о ком не сказала дурного слова. У графа были все основания гордиться ею.

Единственными гостями, которых Нина всегда звала сама, были соседи, чета Лоренцини. Граф с удовольствием предоставлял ей это право, считая ее выбор отменным. Гаспаро Лоренцини не был аристократом, он был негоциантом, одним из богатейших жителей Генуи. Уважительную приставку “дон” он носил не по праву, ибо на нее имели право только дворяне, но никто и не думал покушаться на эту его привилегию. Все, в том числе и жена, так называли его – “дон Гаспаро”. Возможно, тупоголовые снобы и не одобрили бы пристрастий графини, но Михаил Матвеевич считал иначе. Таким людям, как Гаспаро, полагал он, принадлежит будущее. Привели его к этому выводу отнюдь не последние события во Франции, а элементарная логика и здравый смысл. Кто, скажите, пожалуйста, через сотню лет вспомнит о каком-нибудь аристократишке, вчистую продувшемся в карты? А вот состояние, многократно приумноженное Гаспаро, может просуществовать века.

Вот только графиню в соседях привлекало совсем иное, а именно то, что представляли они собой точно такую же пару, как она и граф. Дон Гаспаро был стар, а его супруга, Лидия, – молода. Как и у Нины, у Лидии не было детей. С синьорой Лоренцини Нине было куда легче общаться, чем с женой французского консула. Та постоянно ходила беременная и могла говорить лишь о своих детях.

Из года в год догоняла Нина мужа, да так и не догнала. Тридцатый день рождения придется встретить в одиночестве, без подарков и праздника.

Решительным движением руки женщина откинула шелковый полог. Сейчас она встанет, умоется и позовет Антонелу.

Но звать не пришлось. Дверь широко распахнулась, пропуская итальянку с охапкой цветов в руках.

– Синьора графиня! Кто-то оставил эти розы на столе у фонтана! – Антонела была чрезвычайно возбуждена и немного испугана. За все время, что она жила в этом доме, никто не присылал хозяйке цветов, да еще таким странным образом, без посыльного, без письма.

Букет роз был перевязан широкой красной лентой. И все. Больше ничего. Безуспешно Нина искала в цветах хоть какую-нибудь записку или поздравление.

Антонела ни о чем не знает. Это сразу видно, лгать она не умеет. И Данила Степанович сделать этого никак не мог, еще неделю назад он уехал в Венецию. Оставался… Сергей Андреевич. Ну, конечно же, это он!

Антонеле эта мысль пришла в голову одновременно с Ниной:

– Может, синьор Милорадов? – неуверенно предположила она. – Но почему так таинственно? И не похоже это на него. Он всегда такой суровый, думает только о делах.

Нина тоже не находила Сергея настолько романтичным. Такой букет сродни признанию в любви. А преподнести цветы подобным образом, все равно, что спеть серенаду под окном. Сергей Андреевич? Нину смешила одна мысль об этом. Представить Сергея поющим серенаду не получалось. Но, с другой стороны, прислать такой букет вдове, на глазах у людей, означало бы подвергнуть ее всеобщему осуждению, ибо сплетни в народе распространяются со скоростью ветра. Возможно, Сергей Андреевич желал поздравить Нину, а передать букет лично не решился из боязни оскорбить память графа? Ах, какой он все же милый и чуткий! Нужно обязательно поблагодарить его.

Нину Сергей увидел за завтраком. То, что она вышла так рано, немного удивило его. Обычно он завтракал один или с Киселевым. Еще более необычным показался ему вид графини. Ее глаза сияли, щеки пылали, тонкие пальчики в смущении теребили кружевной платочек.

– Благодарю вас, сударь, – она одарила Сергея такой нежной улыбкой, что ему захотелось презреть все правила приличия и сжать ее в объятиях, – ваши цветы – большая радость для меня! Я думала, после смерти графа никто и не вспомнит о моем дне рожденья! – Уголком платочка она смахнула задрожавшую в ресницах слезинку. – Ах, да что это я плачу. Давайте же завтракать!

В ту минуту Сергей ничего не ответил, только поклонился и подал ей руку. Он был так удивлен, что не успел сориентироваться. Он не посылал никаких цветов и вообще, не знал о ее дне рождения. А потом объясняться было поздно. Он побоялся выставить себя дураком.