Пустой зал тонул в темноте, горела одна единственная свеча. Нина слишком поздно заметила, что хозяин не один. Сидя за освещенным столом, старик беседовал с Сандро:
- Девчонка твоя – огонь. Парни в очереди стоят, чтобы потанцевать с нею. Не боишься, что уведут?
- Боюсь, конечно, - улыбнулся генуэзец, - но надеюсь, до этого не дойдет. Она достаточно умна, хоть и молода…
Ворчливый старик не разделял его уверенности:
- Сейчас ей, конечно, хорошо с тобой, ты о ней заботишься, но, попомни мое слово, долго это не протянется!
- Спасибо за участие, - насмешливо сказал Сандро, - ты забыл, что половина из тех, кто стоит в очереди, чтоб потанцевать с Марой – твои сыновья.
Старик гордо выпятил грудь.
- И тебе, Сандро, давно пора подумать о наследнике. Поверь старику, настанет день, Мара покинет тебя!
- Вот тогда и подумаю! А ты пока позаботься о разбитых сердцах своих сыновей!
Нина решила, что лучше всего уйти также тихо, как пришла. Но было поздно, ее уже заметили.
Сандро быстро поднялся и поспешил ей навстречу.
- Синьора графиня? – с безупречной галантностью он предложил ей руку, чтобы проводить к столу. Бродячий артист обладал манерами аристократа.
Никто не представлял их друг другу, Нина ничего о нем не знала и видела всего несколько раз в жизни, но она безропотно приняла помощь и с замирающим сердцем последовала за ним.
- Благодарю вас, синьор Алессандро, - сказала графиня, опускаясь на заботливо отодвинутую им скамью. – Я всего лишь хотела выпить горячего молока.
- Ты слышал, старик? – Сандро вскинул глаза на хозяина таверны. – Синьора желает горячего молока!
Тот с поклоном растворился в темноте. Пламя свечи задрожало. Сандро сел напротив Нины. Над столом нависло молчание. Светской беседы не получалось.
Ему известен ее титул, а значит и имя. Выходит, Сандро знает о Нине гораздо больше, чем она о нем. Вероятно, справлялся в Генуе. Но зачем?
Искусство дипломатии, которое Нина невольно постигала, общаясь со своим покойным мужем, нисколько не помогло ей найти ответ на этот вопрос. Следовало бы начать разговор с какой-либо малозначительной темы, а затем незаметно перевести его в интересующее тебя русло, но ничего не выходило. Она и рта не могла раскрыть от смущения.
- Кажется, он пошел доить корову, - наконец пробормотал Сандро.
Это замечание вызвало у Нины улыбку. Теплая волна внезапно поднялась в ее сердце, растворяя неловкость и смущение. Сегодня вечером этот человек подарил ей такую радость! Следовало бы поблагодарить его…
Однако голос снова подвел графиню. Разве можно выразить словами то, что она почувствовала?
Теперь она улыбалась не шутке, а самому Алессандро.
- Вы больше не боитесь меня, - утвердительно сказал он. – Я очень рад.
Появился хозяин с глиняным стаканом и кувшинчиком теплого молока. Сандро встал, прощаясь.
сссссс
На исходе сентября Сергей получил послание от Марфы, где подробно перечислялось, сколько чего собрали, что продали и какой получили доход. В конце письма сообщалась интересная новость: богатый помещик Несмеянов, ближайший сосед Милорадова, стрелялся намедни из-за супруги, с гувернером, мосье Шарлем. Француз оказался проворнее и уложил хозяина точнехонько в переносицу. Назавтра назначены похороны, но уже сегодня поговаривают, будто барыня Несмеянова уезжает в Париж, поэтому продает свое поместье с двумя тысячами крепостных. В виду спешки, продать хочет все сразу, в одни руки, по сходной цене. Только вряд ли кто купит, кроме Сергея Андреевича. Вокруг-то все - голь перекатная.
“Ах, Марфуша, бриллиант мой бесценный”, - с нежностью подумал Сергей, распорядившись о покупке. Несмеяновское поместье - просто клад, а с такой управительницей, как Марфа, хозяину там и делать ничего не придется.
На рассвете своего тридцатого дня рождения, нежась на шелковых простынях, графиня Милорадова вспоминала историю своего замужества.
Не радостно быть сиротой, даже если живешь ты в богатой семье своего дяди, и относятся к тебе хорошо.
Граф Михаил Матвеевич был старинным другом Нининого дяди, помещика Линчевского. Знались они еще смолоду. Граф прибыл в Киев по делам и заехал засвидетельствовать свое почтение. А после первого визита - зачастил. Гость подолгу просиживал с дядей в библиотеке, дарил тете французские романы и сетовал на свою одинокую жизнь. Тетя сразу смекнула, что это неспроста.
Кроме шестнадцатилетней воспитанницы Нины у Линчевских было две дочери, Надин - двадцати четырех лет и Веруня – девятнадцати. Обе – не замужем, что составляло постоянную головную боль для отца с матерью.
Веруня была чересчур тиха, робка и пуглива. Она отличалась слабым телосложеньем и сильной близорукостью. Ее и не чаяли удачно выдать замуж. За Надин давали богатое приданое, к тому же, она была хороша собой. Единственный недостаток - критический для невесты возраст – не мешал ей отвергать одного претендента за другим. “Я выберу самого лучшего”, - говорила Надин. Появление в доме графа было расценено ею, как дар Божий. Более завидного жениха представить себе было трудно.
Нине прочили один путь – в монастырь, ибо была она бесприданницей.