- Не понимаешь… - вздохнул Сандро. – Мы были вынуждены. Анна была беременна.
Так вот что он имел в виду под недопустимыми средствами!
Тонкие пальчики дрогнули под его ладонью. Похоже, что сейчас он разрушил еще одну иллюзию, обитавшую в женской душе.
- Может быть, она говорила одно, а думала другое? Иногда женщины так делают. – Нина, даже если и была разочарована, изо всех сил пыталась утешить Сандро, но он только покачал головой.
- Я тоже долго успокаивал себя этой мыслью, думал, она злится из-за того, что беременность помешала ей самой зарабатывать. Тогда уж я готов был терпеть что угодно, лишь бы вернуть хоть что-то из того, что связывало нас первоначально. Однако мои надежды были напрасны. Анна действительно ненавидела все, связанное со мной. Чем дальше, тем сильнее это проявлялось. После родов она не пожелала ни взглянуть на ребенка, ни дать ему имя. А потом она умирала, долго и мучительно, от родильной горячки. Стоило ей ненадолго прийти в себя, как она начинала говорить, что умирает из-за меня и, не будь на этом свете меня, она никогда бы не понесла. Она меня настолько убедила, что я сам поверил в собственную вину. А может, так оно и было?
- О, нет, - прошептала Нина. То, что ей всегда представлялось, как наивысшее женское счастье, другая сочла своей самой большой бедой. Более того, обвинила в этом мужа, забыв, что без Божьей воли ничего не случается.
- Самое ужасное, - сказал Сандро после долгого молчания, - что это, наверное, действительно я убил ее. Не любовью своей, конечно, а желанием угодить. – Он горько усмехнулся. – Я работал, как проклятый, и экономил каждый цехин, чтобы нанять лучшего врача, когда начнутся роды. И я привел эту смерть в свой дом!
- Господи, что ты такое говоришь!
- Это был самый известный профессор в Вене, лучший специалист по женским болезням! И человеком он оказался неплохим, ведь не отказал безродному музыканту! Другие и разговаривать со мной не стали. Разве я мог в нем сомневаться? Я хотел, как лучше, а нужно было звать обыкновенную повитуху!
- Нет, ты ошибаешься! – попыталась одернуть его Нина. – Не мог такой лекарь повредить твоей жене!
- Вольно – нет, - ответил Сандро, - но невольно…
- Ты зря казнишь себя!
- Ты полагаешь? Я очень долго думал, пока не понял в чем дело. Видишь ли… Повитухи ходят от одной здоровой женщины к другой. Больной роженице ни одна повитуха помогать не возьмется, они ведь желают, чтобы им заплатили, а не ославили на всю округу, если женщина умрет! К больным зовут лекаря. А к самым тяжелым больным – профессора! Я думаю, родильная горячка передается, как чума или оспа, через прикосновение, а тот профессор просто принес ее к нам от другой своей пациентки.
Господи, что он делает! Зачем изливает душу? Ведь подобные откровения способны только отпугнуть женщину. Он же хотел всего-навсего объяснить ей свои побуждения, а не исповедоваться!
Но Нина не только не испугалась, она признала за ним право сделать выводы. Судить его она не могла и не желала. Сандро взрослый человек, он сам способен признать свои ошибки. Гораздо сильнее ее заботила судьба ребенка, отвергнутого матерью.
- Господь не мог дать вам дитя и не одарить при этом любовью к нему!
- Только не думай, что Мара – нежеланный ребенок! – торопливо сказал Сандро, - Я ждал ее за нас обоих, а потом дал клятву Деве Марии, что, пока я жив, моя дочь не почувствует себя брошенной!
Нина внезапно уткнулась лицом ему в плечо и рассмеялась:
- Бог мой! Я и не думала никогда!..
Ей и в самом деле никогда не приходило в голову то, о чем знали все вокруг. Антонела никогда не упоминала о том, что Мара – дочь Сандро только потому, что это казалось ей само собой разумеющимся! И Данила Степанович! Он же дразнил Мару Музой Лоренцини, а Нина ничего не поняла, ослепленная своей глупой ревностью.
Сандро с удивлением смотрел на Нину. Разве он сказал что-нибудь смешное?
Но нет! Она никогда не сможет рассказать ему о своей глупости!
- Я и не думала никогда, Сандро, что ты ее не любишь! – сказала она, поднимая на него сияющие глаза.
Он выпустил ее руку и обнял за плечи.
- Не холодно?
- Нет, - она покачала головой, но он все равно не отпустил ее. Сидеть рядом с ним было так хорошо, уютно, спокойно.
- Ты избаловала мне девчонку, - пробурчал он через минуту. – Сначала она весь вечер выпрашивала деньги на канву и бисер, а потом заявила, что привыкла пить на ночь горячее молоко! Я такими глупостями уже лет десять не занимался, и вот, выясняется, что у меня снова грудной младенец!
Ветер, налетавший с моря, был теплым. Весна уже чувствовалась в воздухе. Ветви деревьев, с тяжелыми, набухшими почками, мерно раскачивались над головой Нины, а что-то огромное, готовое распуститься, как цветок, переполняло ее сердце. То, чему невозможно найти название.