С Мали и Оскаром Сандро всегда разговаривал по-немецки, а вот к дочери обращался только на родном языке. Он подумывал о том, что пора учить ее чему-нибудь, и купил несколько итальянских книжек с картинками, когда услышал, как дети ссорятся. Причиной раздора стала одна из этих книг, но не это удивило Сандро. Оскар и Мара кричали друг на друга на чистейшем генуэзском наречии. Маленький баварец на лету схватывал все, что слышал! Тогда Сандро стал учить детей вместе. Здоровый дух соревнования обоим пошел на пользу, и только Амалию не удалось научить практически ничему. Единственное, что она освоила быстро и безошибочно, так это счет денег. Если речь шла о цехинах, лирах, гульденах или франках, она молниеносно высчитывала в уме любой процент.
Чувство любви, которое Сандро испытывал к своей дочери, не мешало ему критически относиться к ней. Посему среди соседей он прослыл весьма строгим отцом. Некоторые ее привычки, почерпнутые у детворы на улице, ему удалось искоренить. А с некоторыми он справиться так и не сумел. А еще с некоторыми вообще предпочел не бороться. Вот потому-то Мара с раннего детства называла своего отца по имени и на “ты”. А он соглашался с этим, потому что не желал, чтобы Оскар, вслед за Марой, называл его папой.
Когда в Вене разразилась очередная эпидемия оспы, Сандро запретил Амалии выпускать детей из дома, ходить в гости и приглашать к себе кого бы то ни было. На рынке он позволял ей покупать только сырые продукты и муку, с тем, чтобы дома из них готовить и печь хлеб. Он помнил, что именно так поступала его мать, когда в Генуе свирепствовала холера. Дети не видели солнца восемь месяцев. Они побледнели и лишились аппетита, но их дом остался единственным на всей улице, где оспа не побывала. У соседей, в семье булочника, выжил только сам хозяин.
Его и застал Сандро однажды вечером у себя на кухне.
- Герр Мейер просит меня помогать ему в булочной по вечерам, - сказала Мали. – Если вы, синьор, позволите, я хотела бы заработать немного денег.
За те годы, что Амалия провела в доме Сандро, он ни разу не заплатил ей жалованье. Конечно, ни она, ни Оскар ни в чем не нуждались, он полностью содержал их, но у Сандро и мысли не возникало, что ей могут понадобиться собственные деньги, он по-прежнему считал Амалию девчонкой, вроде Мары. А она, оказывается, выросла.
Дети уже большие и не нуждаются в няньке, - продолжала уговаривать Мали, - а всю домашнюю работу я буду делать по утрам.
- Конечно, девочка, - согласился строгий хозяин и посмотрел на булочника, - не сомневаюсь, что герр Мейер тебя не обидит.
А потом Алессандро почувствовал, насколько сильно он устал. Его перестали радовать новые роли, и это сразу же отразилось на исполнении. Он начал ссориться с композиторами, обвиняя их в своих неудачах, стал капризничать, подобно большинству певцов, требуя выигрышных арий, идеально подходящих к его голосовым данным. Несколько раз ему шли навстречу, но мелодии, написанные специально для него, казались ему безликими, однообразными, он перестал улавливать в них нюансы и не мог больше доносить их до публики. Его пение не стало фальшивым. Оно стало равнодушным. Вдохновение покинуло его.
Пока Сандро никого не задевал, не трогали и его, но теперь вся свора разъяренных композиторов, недовольных партнеров и возможных конкурентов накинулась на него. Естественно, он в долгу не остался. Скандал следовал за скандалом. И однажды, со стороны администрации прозвучал весьма прозрачный намек на то, что лучше бы синьору Лоренцини на время покинуть театр, подправить свое здоровье, подлечить нервы.
Вот тогда у него впервые появилась мысль возвратиться в Геную. Но приехать домой означало явиться на поклон к отцу, а к этому Сандро еще не был готов. Он научился признавать свои ошибки и согласен был отвечать за них, но не желал просить прощения за то, в чем, по его мнению, была виновата только одна Лидия.
И разве можно появиться дома, после пятнадцати лет скитаний, бедным, как церковная мышь? Это значило бы расписаться в собственном бессилии и лишний раз подтвердить правоту отца относительно того, что разбогатеть, занимаясь музыкой, невозможно. Этого гордость Сандро позволить не могла, а ведь так хотелось отдохнуть, встретиться со старыми друзьями, показать Маре город!
Размышляя подобным образом, он переступил порог своего дома. Его встретила жуткая какофония. Мара улюлюкала, подобно американским индейцам, а Оскар барабанил по клавишам клавесина. Только Мали, как и подобает взрослой женщине, спокойно стояла у стола, посреди которого возвышался огромный торт.
- С днем рожденья, Сандро! – прокричала дочь. Она забрала у отца неизменную папку с нотами и принялась расстегивать его камзол. При этом она вертелась и подпрыгивала так, что чуть не оборвала все пуговицы. – Мы сами сделали торт. Твой любимый. Оскар покупал продукты, Мали пекла, а я взбила крем и написала пожелание. Только розочки мы попросили выложить господина Мейера, у него они лучше всего получаются. Ну, раздевайся же скорей!
Ей не терпелось попробовать собственное произведение.