Шелковый путь «Борисфена»

Такими именами не разбрасываются. В глазах Маликова Лоренцини оправдан. Отлучка на Рождество – самый весомый аргумент Милорадова. Если Голицын подтвердит, что Лоренцини был в Вене, и свидетельство будет получено до суда, итальянца оправдают, а на Сережкиной карьере можно будет ставить крест. Но арестованный продолжает:

- Меня не было в Генуе так же в конце октября и начале ноября. Я ездил в Милан. Это могут подтвердить в театре Ла Скала.

Это уже не так существенно, но тоже не в пользу Сергея.

И, наконец, распоряжение Нине:

- Возвращайся в Геную и жди меня дома. Сейчас постарайся найти мои ноты, возможно, они уцелели. Это такая большая пачка, перевязанная бечевкой. – Он приподнимает пальцем ее подбородок и смотрит в глаза. – Если найдешь, возьми себе и используй так, как сочтешь нужным! Ты меня понимаешь?

Она кивает головой:

- Да.

Но он все равно повторяет:

- Попытайся отыскать ноты. Вряд ли они заинтересовали бандитов!

“Вот заладил! - думает Маликов. - Кому они нужны, его ноты!” Хотя, если он артист, ему полагается иметь пару-тройку чудачеств.

Позволь мне остаться с тобой, - просит Нина.

Но Сандро непреклонен.

- Нет! – отвечает он.

- Все! – Терпение Милорадова иссякает.

Нина спешно поцеловала и перекрестила мужа:

- Храни тебя Бог, мой любимый! – Она сняла камзол, который все это время был на ней, и отдала его Сандро. Там, в кармане, лежат документы, доказательство того, что во время нападения его не было на корабле.

То, что некогда было каютой Мары и Нины, восстановлению не подлежит. Сюда попало ядро. Пожар тоже начался здесь. Огонь уничтожил практически все, что не растащили корсиканцы. Маре удалось отыскать только свой письменный набор в черепаховой коробке, вещь довольно ценную, но не в глазах пиратов. Вещи Нины уничтожены полностью.

Каюта Сандро и фон Моллера, так же, как и каюта Сергея Андреевича, от пожара не пострадала, и не обрушилась от падения мачты. Вот только там все разграблено. Мужская одежда пришлась пиратам по вкусу. Деньги, разумеется, тоже исчезли. В сундуке Сандро одиноко валялась только та самая связка нот, которую он поручил Нине. А из вещей Карла Ивановича сохранилась лишь гитара. Музыка, вероятно, интересовала корсиканцев в самую последнюю очередь.

- Простите, синьора, нам пора! – Энрико напомнил о своем существовании. – Чем скорее мы вернемся в Геную, тем скорее сможем что-то предпринять!

Нина, прижимая к груди тяжелые ноты, последовала за ним. Мара, бледная, испуганная, уже сидела в шлюпке. Энрико спустился первым и протянул руки, чтобы помочь даме. Она уже занесла ногу, чтобы шагнуть на первую перекладину трапа, но вдруг замерла, а потом быстро отступила назад. “Он не выдержит заточения, если меня не будет рядом!”

- Нет! Я должна остаться здесь!

- Но синьор пожелал… - начал Энрико.

- Чтобы вы позаботились о его дочери, синьор Розетти! Он велел мне возвращаться домой, но ничего не сказал об “Альбатросе”. Неужели вы не понимаете, Энрико, что он не преступник, а здесь, кроме нас с вами, никто этому не верит! Мы не можем покинуть его один на один с этой бедой! Я остаюсь!

Энрико больше не возражал. Действительно, если бы не синьора, им не удалось бы добиться даже той малости, что они достигли.

- А что делать мне, синьора… мама? – слово, которое Мара никогда еще не произносила, а Нина никогда не слышала, соединило два сердца.

- Ты можешь вернуться в палаццо и жить вместе с Киселевым и Антонелой, а можешь дождаться нас у дона Гаспаро. Думаю, что последнее твоему отцу понравится больше!

- Но… - начала Мара.

- Не бойся ничего! – Нина не стала произносить имя Лидии вслух, чтобы не порочить хозяйку в глазах Энрико. – Злой язык не всегда означает, что и сердце злое! Твой дед всегда защитит тебя.

Ровные удары весел погнали шлюпку по воде, а Нина, по-прежнему прижимая к груди связку нот, направилась к Маликову и Милорадову, которые что-то обсуждали, стоя в стороне:

- Господа! Мой проезд на этом судне оплачен до самого Севастополя. Я намереваюсь продолжить путь!

Затем она прошла в разграбленную каюту, сняла платье и улеглась на кровать, которую прежде занимал Сандро. Несмотря на запах гари, пропитавший корабль, ей казалось, что простыни хранят аромат лаванды, любимого мыла синьора Лоренцини. Засыпая, строптивая новобрачная ни секунды не сомневалась в правильности совершенного поступка. Она нарушила волю супруга, но не свою клятву быть рядом с ним. О том, что у нее не осталось ни вещей, ни денег, Нина не подумала.

Визг пил, стук топоров и молотков, команды, крики не смолкают на “Борисфене” ни днем, ни ночью. Очевидно, в темное время ремонт продолжается при свете факелов. Русские спешат поскорее выйти в море. До Севастополя даже при самом плохом ветре не более двух дней пути.