Глядя на «Ариетту», Кэтлин некоторое время пыталась собраться с мыслями, которые предательски ускользали от её внимания. Где-то глубоко во мраке собственного сознания, леди-рыцарь понимала, что хочет сделать, но тело совершенно не желало подчиняться разуму, продолжая стоять на месте, опустив руки, словно пару бесхозных плетей.
– Я же … – пошевелив губами, Уортли так и не смогла издать ни единого звука, хоть сознание её и желало кричать.
Не в силах противиться собственным желаниям, госпожа майор обессиленно рухнула на колени, и склизкая грязь мерзко чавкнула под тяжестью её собственного веса. Ещё миг и тело белокурой леди рухнуло навзничь, аккурат перед сверкающим в свете лазурного утра клинком.
Не сумев даже подставить руку, для смягчения собственного падения, Кэтлин ударилась головой о кусок выдранной земли. В тот же миг, раскрошившись от удара, грязная масса превратилась в самую настоящую подушку, для измождённого тела, что, продолжало свой выраженный неповиновением мятеж.
Отказываясь подчиняться голосу рассудка, конечности новоиспечённого коменданта Норстона обессиленно упали в грязь, а растрёпанные волосы спутались в жуткие колтуны. Едва ли кто, впервые увидев, вымазанную в грязи замарашку, принял бы её за благородную леди, и лишь только её меч всё ещё придавал её осквернённому образу значимости.
Чувствуя, как сознание окончательно покидает разум, Кэтлин бросила последний взгляд на полированную поверхность толедо. Удачно развернувшееся плечо неподвижного тела идеально отражалось в зеркальной поверхности клинка, позволяя истекающей кровью леди, как следует, рассмотреть свою рану.
Порванный пулей рукав уже полностью окропила струйка пульсирующей крови. Смешавшись с грязью, рана имела вид отвратительный и, даже, пугающий. Однако, вопреки очевидному, угасающее внимание Кэтлин привлекло отнюдь не ранение, и не её осквернённый кровавым месивом лик.
Старалась не моргать, чтобы не попасть в ловушку коварного сна, Уортли коснулась тлеющим взглядом торчавшего из плеча механического «пиллума». В тот же миг, вспомнив прощальный жест Бэнкса, Кэтлин вспыхнула праведным гневом, но, не успев издать и звука, обмякла, безвольно распластавшись на земле.
Свет души в глазах прежнего командира отряда королевский рыцарей «Роно» погас, а вместе с ним, в мир тревожных грёз отправился и её разум. Щемящая в груди колкой болью обида была последним чувством, что испытывала Кэтлин, утопая в тишине собственных мыслей, но вскоре и оно растворилось в безмолвной пустоте одиночества.
Вырвавшись из плена кучерявых облаков, яркое солнце стремительно взбиралось к зениту, восстанавливая утраченные позиции своих владений. Неустрашимый повелитель света, уязвлённый заточением в сени штормовых бурь, неистовым маршем пробивался к вершине небосклона, готовясь дать решительный бой любому, кто посмеет встать на его пути.
Тем не менее, величие неопалимого гиганта оказалось в этот день непреложным, и уже следующий час на земли Срединного Королевства томной теплотой пролилась светлая благодать. Длань могущественного правителя небес своим ласковым касанием дотронулось кромок деревьев, среди которых, в этот самый момент пробирался одинокий путник.
Озираясь по сторонам, мужчина в сером, вымазанном в грязи, плаще с трудом перелазил через поваленные грозой деревья. Опираясь на них для отдыха, путник пытался двигаться тихо, но ветки предательски хрустели при малейшем нажиме на них, а размытая дождём грязь мерзко чавкала под ногами, то и дело, норовя стянуть видавшие виды сапоги.
Хоть странник и пытался держаться стойко и, даже несколько моложаво, но, всё же, его болезненно бледное лицо выдавало овладевшую им хворь. Жуткий резаный шрам, разделивший бровь надвое и проходивший через добрую половину лица, окончательно завершал образ мужчины, что продолжал идти в ту часть леса, где виднелся яркий свет.
Ещё, по меньшей мере, четверть часа путник шёл вдоль опушки вековых сосен, пристально высматривая что-то на залитой солнцем дороге. Стараясь сохранять нерушимое самообладание, таинственный странник в сером плаще, то и дело, непроизвольно хватался за бок, пытаясь подавить пульсирующую боль в наспех обработанных ранах.
Тянущая едкая боль истязала мужчину, но его измождённое донельзя, бледное лицо выражало непоколебимую стойкость, которой могли позавидовать лучшие из рыцарей этого света. Замерев в последнем движении, путник откровенно смахивал на одного из невинно убиенных, чьи висящие на плахе тела бесцеремонно трепал ветер.
Однако, едва на горизонте появились силуэты, мужчина ожил. Присев, путник не рассчитал собственных сил, и его затёкшие колени подкосились. Рухнув коленями в вязкую грязь, раненный следопыт инстинктивно шикнул от боли, крепче прежнего вдавив горящую огнём рану в боку.
– Ну же … – безмолвно прошептал путник, вынимая из-за пазухи маленькую духовую трубку.