Шенгенская история

Он скрылся за дверью, ведущей, должно быть, на кухню. Оставил ее приоткрытой, и именно из-за этого и Барбора, и Андрюс услышали металлический щелчок замка-защелки холодильника. Один щелчок – открыл дверцу, и через несколько секунд щелчок погромче – закрыл.

– Il y a un peu de saucisson et de fromage, – сказал, вернувшись в зал.

Андрюс кивнул.

Они уселись за столик. Бармен снова отправился на кухню. Старик у стойки медленно потягивал вино из бокала и время от времени прикасался рукой к своей клетчатой кепке и водил ее по полированному дереву стойки то вправо, то влево, словно вытирал пыль.

Деревянная корзиночка с хлебом появилась на их столике одновременно с графинчиком красного вина и двумя бокалами. Бармен улыбался и что-то бормотал по-французски. Второе его появление украсило стол тарелкой с нарезанной вяленой колбасой и тарелкой с сыром.

– Я не слышала, чтобы ты заказывал вино, – удивилась Барбора.

– Я тоже не слышал, – усмехнулся Андрюс. – Но наверное, по нам было видно, что мы хотим.

– Ну по мне точно! – Барби отрезала кусок камамбера и размазала его по ломтю багета. – Как тебе наш старик?

Андрюс пожал плечами.

– Нормальный, крепкий, что можно еще сказать?

Они просидели в кафе около часа, иногда прислушиваясь к разговору старика и бармена, долетавшему до них скорее своей музыкой, чем отдельными словами. Они вспоминали Париж, и тут же, паралельно, но в мыслях, а не в словах Андрюс вспоминал Поля и Филиппа. Они даже вспомнили ту декабрьскую ночь в Аникщяе у Ренаты и ее деда Йонаса. Вспомнили и оба согласились, что время во Франции летит в тысячу раз быстрее, чем в Литве, и что, наверное, сейчас именно из-за этого кажется, будто они уже несколько лет живут тут среди французов, переезжая с места на место в поисках стабильности и счастья. Вспомнили, согласились и снова замолчали. Наступила пауза. Вино было допито, багет, колбаса и сыр – доедены.

Когда они вернулись в дом, Кристофер в гостиной смотрел телевизор. Увидев их, выключил его и отвел Барбору и Андрюса в спальню.

– Я еще посижу, – сказал он перед тем, как оставить их одних. – Если услышите ночью шаги в коридоре, не обращайте внимания! В моем возрасте сон редко бывает крепким и долгим.

Может, из-за этой фразы Кристофера, хотя скорее всего из-за нового места, новой кровати, Андрюс никак не мог уснуть. А когда наконец задремал, то увидел в хрупком, ускользающем сне баскетбольный мяч, переходящий из рук в руки и никак не долетающий до корзины. И узнал в этом мяче себя.

Проснувшись посреди ночи, он отвлекся от беспокойного сна. Отвлекся и от сна, и от всех вчерашних переездов, волнений и разговоров. Отвлекся, глядя на безмятежно спящую Барбору, на своего ангела-хранителя, под сердцем у которой растет сейчас еще один будущий ангел.

Глава 95. Пиенагалис. Возле Аникщяя

Солнечным мартовским утром Рената разбудила Витаса раньше обычного. Разбудила нежно, подсунув под нос чашечку с только что сваренным кофе.

– Ты чего? – забурчал он, приподнимая голову над подушкой.

– Я же тебе вчера говорила, – Рената заглянула ему в сонные глаза. – Мы сегодня должны подхоронить дедушку Йонаса!

– А зачем для этого раньше вставать? Собаки же его тут, рядом!

– А мы не к собакам, – сообщила Рената. – Я же тебе вчера говорила! Или ты меня не слушал?

Витас вздохнул. Поднялся в кровати, подсунул подушку под спину и взял из рук Ренаты блюдце с чашечкой кофе. Лицо его по-прежнему выражало сонливое недоумение.

– Мы его отнесем в Андрионишкис на кладбище, туда, где бабушка Северюте лежит.

– А разве он не завещал подсыпать свой прах на могилки собак? – спросил Витас.

– Может, и завещал, но я точно знаю, как лучше! Он ведь у бабушки не спрашивал: разрешает она ему свой прах к праху собак подсыпать или нет! – Голос Ренаты звучал удивительно твердо, словно она к этому разговору со вчерашнего дня готовилась.

– Так это что, – спросил Витас, сделав глоток кофе, – если я умру и перед смертью скажу тебе, как и где меня хоронить, ты все равно сделаешь по-своему?!

– Конечно, – ответила Рената. – Мужчины – эгоисты. Они никогда не думают о других!

– Ну, – Витас усмехнулся. – Тогда я обещаю не умирать и никогда не сделать тебя вдовой!

– Ты что, хочешь, чтобы я умерла раньше? – Глаза Ренаты удивленно округлились. – Не надо такого обещать! Муж обязан умереть первым, чтобы его могилка была самой красивой на кладбище!

Витас смотрел и не мог понять: шутит Рената или говорит серьезно. А она заулыбалась вдруг, словно о чем-то совершенно постороннем и смешном подумала.

До кладбища в Андрионишкисе отправились по лесу пешком. Ноги проваливались в сопревшую под ослабевшим снегом прошлогоднюю листву. Жалобно похрустывали иногда под подошвами набравшие за зиму сырости упавшие ветки. Над головами шумел сосновый лес, а внизу, у земли, – ни малейшего ветерка. Рената несла металлический совок для огорода, а Витас – сумку с керамической урной. Оба посматривали на высокие кроны сосен. Рената с любопытством, Витас – с опаской.