Шенгенская история

Утром следующего дня Рената отвезла Витаса в Аникщяй на автовокзал. Помахала рукой, когда автобус отъехал. Потом переехала на красном «фиатике» на улицу Баранаускаса и присела в кафе. Пила чай и думала, а не поискать ли ей снова работу? С винзавода не перезвонили, значит, не нужна она им. А где нужна? Кому нужна?

Стало на душе грустно. Задумалась Рената. Вспомнила, как Витас этим же утром на их дом оглянулся, когда отъезжали они. Оглянулся, как на прошлое, от которого хочется быстрее убежать. Может, надо стены покрасить, чтобы он красивее смотрелся? Или только оконные рамы? Тут, в Аникщяе, есть такие дома, и они ей нравятся – стены деревянные, не крашеные, а квадраты окон – голубые или желтые!

«Нет, – перебила ее размышления мысль-диссидентка. – Крась или не крась, а если парень в Каунасе вырос, то как бы он ни старался притворяться, что ему на Аникщяйском хуторе нравится, а рано или поздно его прорвет. И чем позже, тем сильнее!» Это она себя не сдерживает и, если что не так, то сразу голос на него поднимает. Так привыкла. А он пока молчит. Молчит-молчит, да и уйдет, если надоест ему и хутор, и то, как иногда она, Рената, с ним разговаривает!

Испугалась вдруг Рената, уставилась, переживая, в окно на свою машину, оставленную на обочине. Попробовала ни о чем не думать, а просто на машину смотреть. Показалось, что получается. Но тут же другая мысль настроение испортила: «Мужчину, чтобы он рядом оставался, надо регулярно удивлять и радовать! А ты чем его радуешь и удивляешь?»

– Что за глупость! – возмутилась Рената. – Где это я такое слышала?

И вспомнила где. В парикмахерской пару месяцев назад. Парикмахерша Виола с удивительно длинными пальцами и очень острыми накладными ногтями подрезала ей челку и про своего бойфренда рассказывала. О том, как она яркие разноцветные трусики и лифчики покупала, как татуировку смешную на попке сделала, как ногти фосфорным лаком покрывала, чтобы ночью в постели светились. Ну, молодые парикмахерши – это народ особый, смелый. Рената не такая. Рената спокойная. У нее другая смелость, хуторская. Ей не страшно одной через лес по тропинке идти, ей не страшно до ста тридцати километров в час на машине разгоняться. Ей, наверное, и многое другое не страшно. А вот одеваться броско, татуировки делать – это просто не ее. Она никогда не любила обращать на себя внимание. Но, может, надо об этом подумать? По крайней мере, чтобы обращать на себя внимание Витаса?

Вернувшись в Пиенагалис, Рената накормила Гугласа. Поставила ему миску в коридоре. Задержалась перед закрытой зеленой дверью, посмотрела на царапины, оставленные в их нижнем левом углу когтями щенка. Если б она тогда открыла двери, Гуглас забежал бы внутрь, а она поспешила бы за ним. Гуглас бы, скорее всего, привел ее к кровати дедушки, когда дед еще был жив. Может, она успела бы вызвать «скорую» и врачи его спасли бы?

Удивило Ренату, как легко ей фантазировалось на тему той ночи, когда умер дед Йонас. И чувства вины из-за этих фантазий у нее не возникало. Она вспоминала последние разговоры с дедом, вспоминала его усталую усмешку и грустные глаза. Постепенно пришло к ней понимание, что умер он не от болезни, а от старости и усталости. Даже когда он повторял, что «Йонасы не умирают», в его голосе звучала жалоба! Словно он хотел умереть, но знал, что не получится, что нельзя! Поэтому смерть его теперь вдруг показалась Ренате исполнением его мечты. Будто он много раз старался что-то сделать и не получалось, а потом, в конце концов, смог, и в последний раз улыбнулся, довольный собой. Была ли у него на лице улыбка, когда она его утром увидела мертвым? Рот был приоткрыт, словно он не договорил что-то, но лицо не было ни мрачным, ни серьезным, а значит, не договорил он что-то не очень важное. И в глазах его не было ни страха, ни боли.

Уже на своей половине услышала она неожиданный и странный звук. Словно рядом вздохнул кто-то огромный. Она оглянулась. Так вздохнуть мог слон или лось, или кто-то даже большего размера с огромнейшими легкими, в которые помещается достаточно воздуха для небольшого ветра. Она прислушалась, но вокруг уже восстановилась тишина.

«Может, это дом вздохнул?» – подумала Рената.

И подняла взгляд на люстру. Она едва заметно покачивалась.

«Это дом, – решила Рената и стало ей грустно. – Я ведь одна тут, в доме. Кроме нас двоих тут никого нет! Только я и дом…»

Захотелось спать. Зевнула. Прислушалась к себе, проверяя: а не будет ли ей страшно ночевать в доме одной? Когда она одна тут ночевала? Да никогда! Это ведь первый раз!

Но никакого испуга, никакого страха. Да, дом для нее одной слишком большой, но половина Йонаса заперта на ключ, а ее половинка дома в два раза меньше самого дома. Ровно в два раза меньше. На то ведь она и половина!

Выключила свет. Легла.

– Спокойной ночи, дом, – прошептала и вскоре заснула.

Глава 55. Сейнт Джорджез Хиллз. Графство Суррей

– К китайцам или к индусам? – спросила Ингрида, оглянувшись на стоящего рядом Клаудиюса.