Шёпот

Отошла, но котомку собирать продолжила. Перехватив мой вопросительный взгляд, пояснила:

–Завтра пойдешь.

Я осмотрелась в поисках своей одежды, и старушка махнула рукой в сторону двери.

–Во дворе. Высохла давно уже.

–Спасибо.

Как была в одеяле, так и пошлепала к выходу. Ноги противно подрагивали, а в голове шумело от слабости, но я мужественно прошагала к двери и выглянула наружу. Как, оказалось, было далеко за полдень. Выйдя из избы оглянулась. Та с виду была совсем маленькой, почти землянкой. Врытая в землю по самое окошко, с двускатной крышей, она, непонятно каким образом, представлялась гораздо просторнее изнутри.

Взгляд окинул небольшую полянку перед домом, низенький тын, а за ним почти сразу – лес. В центре поляны лицом к избе возвышался деревянный идол, этакий дедок с бородой. У его подножья в ладанке курились дымком какие-то корешки, а на голове божка красовался васильковый венок.

Возле хатки, обложенный камнями бьет родник. Маленькая струйка кристальной воды, собирается в небольшую ложбинку и по подложенной Согдой коре, стекает прямо в глиняный кувшин. Сразу захотелось пить. Горло мгновенно зашлось от ледяной воды, заломило зубы, но я никак не могла напиться и прикладывалась к кувшину несколько раз. Казалось, такой вкусной воды я никогда не пила. Она пахла свежестью, ветром и землей одновременно, а во вкусе чувствовались луговые цветы.

Напузырившись, я подошла к тыну, на котором была развешена моя одежда и, поснимав по–быстрому свое безразмерное барахло, пошла в избу одеваться. На столе уже исходила паром упревшая в котелке каша с мясом, лежал нарезанный большими ломтями хлеб, пенился в деревянных кружках квас. Желудок вмиг отозвался настойчивым урчанием. Потому быстренько одевшись и, завязав узлом косы, с молчаливого приглашения Согды, я села за стол.

Господи, как это вкусно – есть деревянной ложкой! Пить настоящий, сбродивший квас, а не ту бурду, которую… та–а–ак… Я напряглась, замерла и, уткнувшись взглядом в пространство перед собой, увидела, как иду между стеллажами в магазине. Боюсь дышать, чтоб не спугнуть… Кто-то держит мою ладонь в своей, широкой и теплой, а я скольжу глазами по ярким упаковкам, улыбаюсь чему-то.

МАМ, ДАВАЙ ЗАЕДЕМ В ИГРУШЕЧНЫЙ ОТДЕЛ.

В глазах потемнело, стало нечем дышать, а в груди колыхнулось что-то, такое родное… Такое понятное.

Словно марево задрожало. То слезы, не ощущаемые сначала, сдавили горло и, застилая глаза, полились по щекам.

НЕТ, НЕТ, НЕТ!!! ТОЛЬКО НЕ ПРОПАДАЙ СЕЙЧАС… – кричал в голове чужой голос, и я запричитала вместе с ним. Но все задрожало перед глазами, поплыло, будто задернулось туманом.

НЕ–Е–ЕТ!

Я стою в коридоре со светлыми стенами. Большие окна забраны ажурными решетками. Подпирая какую-то дверь, чувствую, как слабеют ноги, и я оседаю на пол.

–Вам нехорошо? – Дородная тетенька склонилась надо мной, обеспокоенно глядя в мои, наверное, полоумные глаза.

–Нет–нет, все в порядке. – Я приложила трясущиеся ладони к пылающему лицу. –Все хорошо.

Попыталась встать. На помощь пришла незнакомка. Шустренько подхватила меня подмышки и, аккуратно подняв, прислонила к стене. Даже подвязала распахнувшийся халат, одетый поверх пижамы.

–Вам лучше?

–Да. – Я обреченно и растерянно оглядывалась по сторонам.

–Вы, наверное, в столовую шли?

–В столовую?

–Да. На ужин. Давайте, я вам помогу. – Женщина взяла меня под руку и не спеша повела в уже знакомом мне направлении.

Войдя в помещение, я привычно поискала глазами худенького парнишку, но не обнаружила.

–Его выписали две недели назад. – Незнакомка будто прочла мои мысли.

–Две недели… – Повторила я, как эхо и стекла на стул.

Еда без вкуса, жизнь без цвета. Стены, психи, врачи и я, потерявшаяся, жалкая, обезличенная. Каждый день приходила доктор, но я упрямо скрывала от нее то, что внутри. Рассказала лишь о том, что вспомнила, как шла в магазине и рассматривала полки с продуктами. Доктор, казалось, была удручена и сетовала, что мой случай, показавшийся ей вначале обычным, на самом деле очень сложный.

Не помогали ни лекарства, ни те методики, которые она пыталась применять. Что греха таить? – я и сама чувствовала, что дело обстоит все хуже и хуже, а шиза моя крепчает день ото дня.

Бесцельно бродила по коридорам, безучастно сидела в комнате отдыха, как привидение неслышно перемещалась по парковым дорожкам во время прогулок. Эмоции будто высохли, испарились, кроме одной – щемящей тоски. Она одна еще осталась смыслом, существующим во мне, будто доказывала, что я еще живу. Только нахрен такая жизнь?

Колкие струи душа бьют по плечам, спине. Уперев ладони в стену перед собой, равнодушно смотрю, как с меня стекает вода. Она горячая, но все равно знобит. Никак не могу согреться. От собравшегося в душевой пара трудно дышать, тяжело, как в бане.

Твою мать!!! Такого броска я не ожидала. Лежу в купели, деревянной, большой. Жарко от горячей воды, а Согда все подливает и подливает какие-то исходящие паром настои.

–Горлица моя! – всплеснула старушка руками, заметив, что смотрю на нее. – Я уж и не чаяла в очи твои янтарные поглядеть. Ну, вылазь, вылазь, скорей!