Шепот Черных песков

– Алик Пани, Алик Пани! – голос, похожий на раскаты грома, приближался как гроза, но вдруг он изменился, что-то зашумело в голове, потом щелкнуло, и голос запел колокольцами: – Алик Пани, очнись, посмотри, там луга, зеленые деревья, там большая река, вставай, Алик Пани!

Персаух открыл глаза. Его губы и лицо были мокрыми – молодая женщина плеснула в него прохладной водой. Теперь, улыбаясь, она смотрела на вождя и показывала назад. Персаух облизнулся, тогда женщина быстро поднялась и, сказав «сейчас», убежала. Он видел ее спину, склоненную над безумно ярко блестевшей лентой реки.

Женщина скоро вернулась назад, бережно неся воду для вождя в бронзовой чаше. Вода была мутной, но Персаух, как верблюд, втянул в себя сладкую влагу. Она намочила губы, оросила рот и потекла в сухое горло, смазывая его, как масло. В ушах еще шумело, но Персаух встал и, покачиваясь, пошел к реке. Как радовала глаз зелень ее берегов! Люди и животные уже вдоволь напились. Овцы разбрелись по нехоженому лугу, утопая тонкими ногами в траве. Кони и ослы паслись рядом. Верблюд ощипывал сочные побеги с куста лоха, причудливо изогнувшего свои ветви. А люди плескались в реке. Что дети, что взрослые – все в мокрых рубахах, облепивших давно немытые тела, – веселились, забыв про невзгоды пути и в этот час не думая о будущем.

«Как мало человеку надо! – вдруг подумал Персаух, улыбаясь соплеменникам и разделяя их радость ободряющими кивками. – Вот ведь еще вчера лица были пасмурными, взгляды недоверчивыми, а сейчас, что стар, что мал, все счастливы!»

Цураам стояла в реке спиной к мужу, погрузившись в нее почти до пупа и опустив ладони на медленно текущую воду. Жена смотрела вдаль. Персаух не видел ее лица, но отчетливо представлял ее взгляд – затуманенный мыслями, не видящий ничего вокруг. О чем она думала? Персаух не знал. Но маленькая фигурка простоволосой женщины в реке в этот миг радовала его не меньше, чем сама река. Он привел свою семью к новому дому, который они вскоре построят тут! Их сыны будут пасти скот, сеять пшеницу и ячмень. Они народят много детей, и род Персауха умножится многократно, а его племя станут звать племенем Белого Верблюда. Они будут жить безбедно, в достатке, потому что эта река дарует им главное богатство – воду! А от него, вождя племени, теперь требуется только одно – найти удобное место для жилья. Чтобы и в разлив не смывало дома, и в засушливое время река была бы недалеко.

Персаух вспомнил остатки строений, там, ниже, где русло было сухим. «Еще не самое жаркое время, а воду поглотил песок. Хоть и проще поставить жилье на старой постройке, нам надо идти дальше!» – он устремил взгляд вдаль – туда, откуда текла река и где ее русло было намного шире, а берега зеленее.

Подошел провожатый. Его черные кудри свисали мокрыми волнами, закрывая высокий лоб и сливаясь с аккуратной полукруглой бородой. Солнечный свет терялся в той черноте, лишь подкрашивая ее едва приметной синевой. Провожатый, которого звали Парвиз – Удачливый, за умение добывать дичь там, где, казалось, и нет никаких животных, уважительно поклонился вождю и, указав туда же, куда смотрел Персаух, сказал, медленно подбирая слова чужого языка:

– Там дальше – воды больше. Зеленой земли больше. Там не одна река! Надо идти дальше.

Персаух согласно кивнул.

– Завтра пойдем. Сегодня пусть люди радуются, сегодня праздник!

* * *

Высокое небо пустыни осветили звезды. Они вспыхивали одна за другой, создавая немыслимые узоры. И чем дальше в ночь, тем фантастичнее становилась картина, художником которой был не иначе, как сам бог неба Ану. Люди же, благоговейно смотря на сверкающую твердь, рисовали в своем воображении земные картины. Вот конь с колесницей, ходит вокруг посоха. А вот великий Пабилсаг[23], вооруженный луком, замер в стороне, поджидая добычу. Прекрасная дева с глазами, сияющими, как капли росы под солнцем, скучает рядом с грозным львом. Славный воин с копьем убивает чудовище и посвящает ей свой подвиг. Но никогда воин не сможет подойти к красавице, и никогда ее протянутая рука не коснется его.

Парвиз тяжело вздохнул и, оторвав взгляд от звезд, поискал девушку, глаза которой сверкали не менее ярко, чем у небесной девы. Шартум – дочка одного из почтенных людей племени, юркая, как газель, полонила сердце охотника за время пути. И теперь он только и мечтал о ней, млея, когда она пробегала мимо, окатывая его волной неповторимых запахов. Свежесть воды в ее распущенных и еще не просохших волосах смешалась с запахом трав, которыми, стерев их в кашу, женщины племени щедро сдабривали волосы при мытье. От Шартум к тому же пахло особой девичьей свежестью, и охотник мечтал поймать девушку в свои объятия и закопаться в ее прекрасных длинных волосах. Но сурового вида отец тоже замечал пылкие взгляды юноши и алеющие щечки своей дочери, и, не мешкая, сразу пригрозил проводнику топором, давая ясно понять, что его ожидает, если он только осмелится притронуться к его дочери. Вот и вздыхал охотник в одиночестве, пока каждая семья племени обустраивалась на ночлег и разжигала свой костер.