– Ну, как тут наш медицинский феномен? – спросил Зосимович вместо приветствия.
– Живее всех живых, – усмехнулся Григорий и пожал протянутую руку. Рукопожатие его было слабое, и Зосимович это отметил.
– Это хорошо, что живой! Заставил ты нас с Лидией Сергеевной поволноваться. Такая операция в таких чудовищных условиях… Эх, было бы сейчас мирное время, непременно написал бы статью в медицинский альманах!
– Еще напишете, – успокоил его Григорий. Успокаивал он Зосимовича, а смотрел на нее, Лидию. И под взглядом его она чувствовала себя голой, словно бы он знал про нее все-все, словно бы видел всю ее изнанку. А на изнанке той было много того, чего ей и самой хотелось бы забыть навсегда, вот только не стереть такие воспоминания.
А Зосимович уже закатал рукава рубашки и приступил к осмотру. Осматривал долго и тщательно, с пристрастием, но в финале остался доволен.
– Хорошо, – сказал, поправляя сползающие очки. – Если бы сам тебя не оперировал, сказал бы что с момента операции прошло не меньше суток. Лидия Сергеевна, вы видели состояние швов?
Она кивнула, а потом сказала:
– Пациент все время просит пить.
– При обычных обстоятельствах я бы повременил, но раз хочет. – Зосимович пожал плечами. – Принесите ему водички, голубушка.
Ковш из ее рук Григорий принял с улыбкой. На сей раз смотрел он не ей в глаза, а куда-то на шею. Или в вырез блузки? Лидия скосила взгляд вниз, убедилась, что с блузкой у нее все в порядке, пуговка расстегнута лишь самая верхняя, и в вырезе ровным счетом ничего не видно. Да Григорий уже и отвернулся, слегка поморщившись при этом. От боли поморщился, или это ее присутствие его раздражало? Обижаться Лидия не стала, отошла к окошку, замерла в ожидании дальнейших распоряжений. Ей думалось, что Зосимович станет расспрашивать Григория о событиях, предшествовавших ранению, но Зосимович не стал, он сделал короткие распоряжения по уходу, велел звать в случае чего и ушел. Лиде и самой хотелось уйти. Под взглядами этих двоих ей было неловко. Мальчишка весь в отца – у него такой же пронзительный и насмешливый взгляд. Нет, пожалуй, мальчишка злее. Сын злее, а отец… опаснее. Откуда пришла эта уверенность, Лида не знала, просто приняла ее как данность. Человек, что сейчас лежит на импровизированном операционном столе, опасен. Для кого именно, еще предстоит разобраться, но интуиции своей Лида привыкла доверять еще со времен работы в подполье. Интуиция криком кричала, что с Григорием нужно держать ухо востро. Может он и герой, спасший людей от верной гибели, может и добрый человек, но было в нем что-то такое, от чего кожа покрывалась мурашками и хотелось закутаться в пуховую шаль до самого носа.
– Ты ведь тоже всю ночь на ногах, – сказал Григорий тихо. Лида подумала, что он обращается к Мите, а оказалось, что к ней. И обращается, и смотрит. – Если ты Зосимовичу ассистировала, значит, не спала и устала.
Да, она не спала и устала, но головная боль прошла – и это такое счастье, за которое можно заплатить крепким сном.
– Все хорошо.
– Не спорь. – Он тоже не спорил, он раздавал команды. Это злило. Если бы у Лиды было больше сил, она бы поспорила, но сил не осталось, и она промолчала. – Зосимович сказал, что со мной все будет хорошо, что на мне все заживает, как на собаке. – В этот момент он глянул на Митю, и тот кивнул, словно бы видел в словах отца больше смысла, чем Лида. – Поспи, Лидия Сергеевна, отдохни от трудов. Я тоже посплю. Вот переберусь на койку помягче и посплю. А Митяй за мной присмотрит.
Митя снова кивнул, на Лиду он смотрел насупившись. Странный парень, не такой странный, как его отец, но все же.
– А если что, он тебя позовет. Или тебя, или Зосимовича. Тут можешь даже не сомневаться. Иди, большеглазка.
Ей одновременно и не нравилось, и нравилось то, с какой фамильярностью он к ней обращался. Да и какая она большеглазка?!
– Лидия Сергеевна, – сказала она твердо. – Вот так попрошу ко мне обращаться.
– Как скажете. – Григорий прикрыл глаза, и сразу стало понятно, что вся его бравада – это напускное, что на самом деле чувствует себя он не слишком хорошо. – Митяй, проводи барышню.
– А что ее провожать? – Митяй пожал плечами. – Она тут все лучше меня знает.
– Не надо меня провожать! Лучше позовите меня через час.
Она бы могла поспать и тут, в этом импровизированном лазарете. При других обстоятельствах, при другом пациенте. Этот был странен и опасен, от этого хотелось держаться подальше. До тех пор, пока он не заглядывал ей в глаза… Лида попятилась и едва не упала, переступая порог.
– Осторожнее, Лидия Сергеевна, – в голосе Григория была… забота? – Извините, что не бросился поддержать. Я не в форме, а Митяй манерам не обучен. Упустил я что-то в его воспитании.
Лида ничего не ответила, ей понадобилась вся ее воля, чтобы не хлопнуть дверью. Он был смертельно ранен, еще несколько часов назад никто не дал бы за его жизнь даже ломаного гроша, а сейчас он насмехается над ней, своей спасительницей. Хорошо, пусть настоящим спасителем был Зосимович, но без ее помощи и участия у него бы ничего не вышло.