– Это почему же? – спросил Григорий, чтобы его незаинтересованность не показалось слишком уж подозрительной.
– Потому что где ты видел зверя, похожего на псину, но с красными глазюками и размером с медведя?
Григорий видел, даже имел счастье познакомиться, но говорить о таком нельзя. Поэтому он лишь скептически хмыкнул. А еще про себя подумал, что Горыныч, видно, перед тем, как напасть на Зверобоя, снова растроился. Про три башки же, вроде, речи не идет.
– Вот, я же говорил, что не поверите. – А Зверобой не обиделся. Так сильно было его потрясение от встречи с Горынычем. – Я бы и сам не поверил. А он на меня из темноты как выскочит! Глазюками как зыркнет! Зубами как щелкнет! И все, стыдно признаться, отключился я. Даже не от боли, а от страха. Первый раз со мной такое.
Отключился Зверобой не от страха и не от боли, а потому что Григорию уж очень захотелось, чтобы он все забыл. Вот он и забыл.
– И что же этот зверь тебя не порвал? – спросил Влас вроде как участливо, но все равно ехидно.
– А не знаю, товарищ командир! Может не по вкусу я ему пришелся, а может не по зубам. Одно только знаю: очухался уже под утро, лежу мордой в грязь, а вокруг следы… – Зрачки его расширились от внезапного удивления.
– Какие следы? – Тут же вцепился в него Влас по старой своей ментовской привычке.
– Так звериные. Лапищи вот такие! – Зверобой широко развел руки, показывая, какие лапищи, и явно преувеличивая их размер. – А еще человечьи, – добавил шепотом.
– Человечьи? – переспросил Влас с еще большим интересом. – Следы от сапог?
– Если бы! От босых ног! Представляете, в этот холод да босиком?!
Григорий представлял.
– Может померещилось? – предположил Влас.
– Я охотник! Следопыт, каких еще поискать! Гриня не даст соврать. Гриня, скажи!
Григорий молча кивнул.
– А там прямо босые ноги, вот такая лапища! – Он снова широко развел ладони.
Григорий усмехнулся. Не зря говорят, что у страха глаза велики. У него всего-то сорок третий размер ноги.
– И главное, следы к лагерю вели. Вот что интересно, товарищи! Я уже и жалею, что тогда испугался, не пошел по следу.
– Интересно. – Влас вытащил папиросы, выдал им с Зверобоем, закурил сам. – И кто это, по-твоему, мог быть?
Зверобой долго молчал, а потом сказал с явным смущением в голосе:
– По-моему, очевидно все. Это… – он сделал драматическую паузу. – Это оборотень. Перевертыш по-другому.
Григорий не выдержал, расхохотался. Только вот смеялся он от облегчения, а не потому, что хотел обидеть Зверобоя. Оборотень – это ведь еще более неправдоподобно, чем упырь!
– А чего ты ржешь, Гриня? – тут же обиделся Зверобой. – Сам посуди! Сначала босые мужские следы, потом звериные. И зверь – не зверь. И глаза огнем горят.
– Пить нужно меньше, – сказал Григорий, отсмеявшись.
– Да я уже месяц в рот не брал! Или ты думаешь, что это я сам себя покусал?! – Зверобой в ярости дернул с плеча куртку и тут же застонал от боли.
– Я думаю, что если это был оборотень, то тебе, Вася, хана! Через месяц сам начнешь на луну выть и на людей бросаться.
– Тьфу на тебя! – Зверобой испуганно перекрестился, бросил быстрый взгляд на Власа и сказал виновато: – Извините, товарищ командир! Это я от неожиданности, так-то я неверующий. Атеист я.
– Атеист, а сам про оборотней нам тут рассказываешь, – усмехнулся Влас. – Не разобрался ты, скорее всего, в темноте и со зверем, и со следами. Или почудилось что в тумане. Туманы ж нынче стоят странные. Давно таких не припоминаю.
– Но от нас все равно держись подальше, – поддел Григорий. – Особенно в полнолуние.
– Дурак ты, Гриня! – Зверобой махнул на него здоровой рукой. – Тебе бы все шуточки шутить, а я докажу! Пристрелю эту гадину и башку красноглазую тебе принесу, чтобы ты собственнолично убедился! Вася-Зверобой врать не приучен!
– Да ты не обижайся. – Сделалось неловко за эти свои насмешки. Ведь Васька и в самом деле пережил страшное. По его вине, можно сказать, пережил. – Мы тут всякого навидались. Может и в самом деле зверь какой. Ну, что-то небывалое, нездешнее. Рана ведь у тебя настоящая.
– Вспомнил он про рану! – Зверобой был парнем вспыльчивым, но отходчивым. Да и, по всему видать, не хотелось ему сейчас от них уходить. – А я тебе так скажу! Дед мой, царствие небесное, мне про этого оборотня еще в детстве рассказывал! – Он глубоко затянулся папиросой. – Он тогда сам еще пацаном был, когда своими собственными глазами его видел. И не смейся! Нечего тут… Вот когда Гремучий ручей подожгли, – он бросил быстрый взгляд на Власа, сказал: – Вы ж нездешний, товарищ командир, а наши эту историю все знают. Темная история, кровавая! Дед рассказывал, что молодую хозяйку деревенские тогда в ведьмовстве заподозрили.
– В ведьмовстве? – Влас удивленно приподнял бровь.