Читаем Шепот Лилит полностью

Около четырех месяцев тому назад, уже отработав несколько лет в солидной научной библиотеке, я заявилась лично к Глебу Юрьевичу на кафедру и попросилась к нему в аспирантуру. На кафедре тогда царили тишь да гладь, да божья благодать – шла летняя сессия. Естественно, перед этим я несколько раз звонила своему бывшему профессору, пока мы окончательно не условились о встрече. В тот раз он принял меня точь–в–точь как сегодня: восседал за своим столом в удобном вращающемся кресле, углубившись в какую–то доисторического вида книгу, и когда я приблизилась, бросил на меня рассеянный взгляд и сообщил, что пересдача назначена через два дня.

– Глеб Юрьевич, я не по поводу пересдачи.

– А, так вы в экспедицию записались… Отлично! Дату отъезда в деканате узнавайте, еще не точно.

– Да нет же, Глеб Юрьевич! Я вам звонила насчет аспирантуры, вы велели зайти сегодня, – терпеливо пояснила я.

Он недоуменно уставился на меня глубоко посаженными голубыми глазками, явно пытаясь припомнить, о чем речь, потом полистал еженедельник на столе и, наконец, радостно воскликнул:

– Нашел! Конечно – встреча с Лилей Ветровой. – При этом его пушистые серебряные волосы лихо поднялись надо лбом, образовав нечто вроде нимба. – Вы говорили, что хотели бы работать над диссертацией под моим руководством?

– Именно так.

– Что ж, это вполне возможно. Вполне. Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет! – Он обождал, пока я устроилась на стуле, и продолжал: – И где вы теперь служите?

– В научной библиотеке.

– И зачем вам научная степень, если вы библиотечный работник?

– Как ни странно, у нас много «остепенённых» сотрудников. Помогает карьерному росту. Да и зарплата выше. Я, конечно, не из меркантильных соображений, но все же…

– Ну да, ну да! Понимаю. Всегда лучше, когда деньги есть, чем когда их нет, – подхватил он и несколько раз фыркнул – это был уже веселый и продолжительный смех.

Я вежливо улыбнулась, не желая переводить серьезный разговор в шутку, и продолжала гнуть свою линию.

– Видите ли, наша библиотека основана более века назад, с укоренившимися традициями и очень трепетным отношением к нашей просветительской миссии. Да–да, представьте себе! – мне показалось, что он снова готов фыркнуть. – Проводится серьёзная научная работа. У нас на хранении более пяти миллионов книг и рукописей. Есть уникальные по своему возрасту, даже пергаменты.

– Однако… мда… Знаю я ваше учреждение. Действительно, весьма солидное собрание рукописей. В молодости просиживал в читальном зале дни напролет. Надеюсь, вы не обиделись за свою библиотеку? – И когда я отрицательно качнула головой, тотчас успокоился и впал в задумчивость, словно что–то взвешивая про себя. Потом спросил: – Вы учились в нашем институте?

Я кивнула: «На библиотечном факультете. Посещала все ваши лекции».

– Да ладно, так уж и все?

Однако ему явно были приятны мои слова, пусть даже он счел их грубой лестью

– И что у вас было по древней истории?

– Отлично.

– Ну что же… Места в аспирантуре имеются. Пожалуй, я вас возьму. Сдавайте экзамены – и милости просим. Надеюсь, у вас все сложится удачно. Потом обдумайте тему диссертации и приходите ко мне. Где–нибудь в сентябре–октябре. Лучше в начале октября. Не уверен, что по древней истории экзаменовать вас буду я, потому что до сентября отбываю в экспедицию. Но на кафедре остаётся Лев Александрович. Я ему доверяю.

Погода стояла прекрасная – июнь выдался на редкость теплым и сухим. В широко распахнутые окна из окружавшего институтский корпус сада доносились голоса студентов и пение птиц. Вдруг в окно влетела небольшая птичка и стала метаться по комнате, потом уцепилась за вспузыренную ветром штору, что–то пискнула – и вылетела на улицу. Мы с любопытством следили за ней. Потом профессор посмотрел на меня и серьезно произнес: «Кажется, птичка поддержала мое решение», – и радостно фыркнул.

И вот, спустя почти четыре месяца, я снова оказалась на знакомой кафедре, сидела возле объемного стола Глеба Юрьевича, и напряженно ожидала решения своей участи.

Откровенно говоря, герр профессор никогда не претендовал на звание ангела небесного, как можно было бы представить себе из моих предыдущих слов. И то, что я всегда воспринимала его как существо бесполое – сугубо мое личное ощущение, вернее, принципы. Работа или деловые отношения должны исключать всяческую влюбленность, а тем более секс. Иначе количество проблем возрастает как снежный ком.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза