Шепот пепла

Порченые, один другого бледнее, начали по очереди открывать рты и признаваться. Даром только Рябой бил Генхарда. Они сами себя на казнь выставили. Суд короткий получился. Даже жалко. И не пытали никого. Валаарий сидел за ширмой, не показывался, но голос Генхард слышал. Император велел казнь не откладывать. И этой же ночью привязать всех девятерых к столбам. Сначала, ясное дело, опоить хорошенько, вдруг убежать попытаются. Лучше бы убить приказал, но народ суеверный больно.

Все шло хорошо, только заноза в сердце не давала Генхарду вдохнуть полной грудью. Он забыл какой-то приказ куценожки. Слова вертелись на языке, но не обретали форму. Генхард впился взглядом в Астре. Тот словно почувствовал — поднял голову и едва заметно кивнул. Генхарда прошибло волной мурашек.

* * *

Пахло той особенной сырой свежестью последних дней лета, когда днем прошел дождь, а к вечеру воздух снова прогрелся, но не успел выпарить из почвы всю влагу. Поля, местами бурые, местами желтые, пестрели куртинами сбросившего седую гриву ковыля, отцветшей ромашкой и молодой порослью полыни. Головки подсолнухов невдалеке налились чернотой и поникли. Дорога, зажатая меж хлебных полей, мягко пружинила под босыми ступнями. Астре вздрогнул. У него же нет ног. Он посмотрел вниз и увидел, как из-под длинных, невообразимо длинных штанин выглядывают стопы. Серые, подобно руке Иремила, они медленно шагали в сторону закатного солнца.

— Я ведь сказал, что всегда буду твоими ногами, — послышался знакомый голос.

Это говорил прах прималя. Сгоревший Иремил нес Астре на себе, как было много лет назад. Калеке захотелось плакать, и он заплакал. Как обычный человек, только слезы получились холодные.

— Я уже умер? — спросил Астре.

— Кто знает. Главное, что я могу нести тебя. Чувствуешь, какая прохладная почва?

— Чувствую…

— А камушки?

— Колкие…

— Вот и хорошо. Я буду твоими ногами, Астре.

— Не надо.

— Почему?

— Ты убивал людей, Иремил. Пусть даже плохих. Я не могу быть твоей совестью. Я не остановил тебя. Я не смог.

— Разве? У тебя вышло, хотя и не сразу. Я был неправ, но расплатился жизнью за свои ошибки.

Слезы все катились, туманили грозовые глаза Астре. Какие жгучие капли. Холодные. Ненастоящие.

— Прости меня.

— Это ты прости. Я спас тебя и других детей с Целью, но лишил жизни Маито, обездолил твоих брата и сестру. Разрушил многие семьи. Я думал, что поступаю правильно. А оказалось — нет.

Табак и пыль — запах Иремила.

— Это из-за меня тебя поймали, — с трудом произнес Астре. — Я убедил тебя, что так неправильно. Поэтому ты перестал убивать. Поэтому тебя выследили. Ты хотел понять мою Цель, а я предал тебя, Иремил. Я привел к погибели всех нас.

Ноги стали тяжелыми, неподъемными. Они вязли в невидимой жиже и таяли, словно восковые свечи. Астре приближался к земле.

— Ты все сделал правильно, — возразил Иремил. — Такова твоя Цель.

— Я не хочу такую Цель. Не хочу убивать всех.

Астре почувствовал, что щеки сухие. Ни следа влаги. Все обман. Не было никакой беседы с Иремилом, и не было ног — поддержки, которой калека навсегда лишился. Он убил человека, который пытался спасти порченых. И теперь разговаривал сам с собой в поисках прощения. Обманное, но такое желанное, оно могло остаться с Астре до конца. До мига, когда черное солнце обратит прахом привязанное к столбу тело. Опий подарил минуты, о которых можно было только мечтать. И лучше погрузиться в них. Отпустить все, простить себя и забыться.

Но Совесть била в грудь набатом. Цель заставила Астре поднять тяжелые веки. Он должен был увидеть правду.

На горизонте бледно-розовая полоса — след ушедшего солнца. Капли на щеках — остывший пот. Пустынная степь вокруг ощетинились сухой травой. Никто не стал бы жечь порченых близ столицы. Потому ряд столбов для казни оказался вкопан здесь. Культи упирались во что-то жесткое. К столбу Астре прибили пару досок, чтобы можно было привязать калеку на уровне остальных. Слева, на таком же подобии полки, спал бедняга Тили. За ним безвольно повисли на веревках Илан, Марх и Рори. Сиина и младшие — справа. Никто, кроме Астре, не пришел в себя.

Калека с надеждой посмотрел на небо. Почти ясное. Только пара жалких облаков на горизонте. Руки, туго стянутые за спиной, онемели. Астре попробовал пошевелиться, но скорчился от боли.

Светлая полоса на западе истончилась до нити.

Начинался чернодень.

Глава 6 Пьяный Ульо