Шепот пепла

За двенадцать лет жизни девочка обследовала ее всю. Или почти всю. И собрала целый клад из лоскутов материи, старых ложек, ножей-рубил и разноцветных смоляных бусин. Оттого Цуна знала, что это место когда-то принадлежало не им с ма, а тем, кто жил здесь раньше. Наверняка колдуны отправляли сюда и других детей, рожденных под знаком проглоченного солнца, но очень редко. Ма как-то обмолвилась: они — дар большой рыбе, чтобы та никогда не ожила. Цуна недоумевала, зачем Акуле еда, если она каменная. Ма только отмахивалась, мол, это старое поверье, и им просто повезло. Других проклятых сразу отдавали воде или огню. Их жертвовали проглоченному солнцу или сбрасывали с утесов. На Акулий остров людей не отправляли много лет. Большую рыбу давно не боялись, но ма приходилась старому колдуну дочерью, а Цуна внучкой, потому он и вспомнил про остров. С тех пор сюда никого не завозили. Ма говорила — это хорошо.

Спустившись с Гарпун-горы, Цуна поспешила к водопаду — искупаться. Пенящийся, бурный поток давил на плечи упругой прохладой. Бодрящие струи тотчас вымыли из глаз остатки сна.

Вдоволь поплавав и насладившись красотой брызг, девочка выбралась из воды и начала носиться вдоль берега в надежде поскорее обсохнуть и согреться. Иногда она останавливалась и смахивала капли ладонями, выжимала ткань повязки, ерошила волосы. Но тут же вновь принималась за утренний танец-бег — такой же обыденный, как еда или сон.

Она поздоровалась с каждым озерцом, рожденным падающей со скалы рекой. Их было три: два больших и одно совсем крошечное. Из последнего Цуна пила и смотрелась в него, как в зеркало: струи водопада почти не тревожили спокойную гладь, затекая в глубины тонкой струей из расщелины.

Цуна опустилась на колени, пригладила волосы, потерла уши и как следует поковырялась в носу. Потом она прищурилась и спросила, глядя на собственное отражение:

— Ты тут?

— Тут, — согласился кто-то едва слышно.

— Где?

— Перед тебя.

— Не перед тебя, а перед тобой, — нахмурилась девочка. — Сколько тебя учить?

— Мне трудно иметь разговор.

— А Цуне трудно понимать! У тебя в голове песок что ли? Мои слова у тебя из ушей высыпаются? Или их ветром выдувает? Или вымывает водой? Почему ты ничего не помнишь?

Девочка еще немного пожурила невидимого собеседника, потом уселась на плоский, теплый камень и вздохнула.

— Ну? Чего молчишь? Совсем все высыпалось?

— Ма нет?

— Откуда знаешь?

На дне озера мелькали спинки крошечных рыбок, колыхались потревоженные ими водоросли, рябила россыпь разноцветных камней. Но Цуна смотрела в воду так, будто там и в самом деле кто-то находился. Главное было как следует прищуриться, тогда игра отсветов рождала на поверхности полупрозрачный белесый силуэт. Он перекрывал отражение девочки, делая его слегка мутным.

— Я смотреть.

— Я видел, а не я смотреть. Какой ты бестолковый! — Цуна подскочила и теперь расхаживала вдоль берега, заложив руки за спину, как ма во время уроков. — Она ушла петь рыбам. Она хорошо поет, ты же знаешь. А почему тебя так долго не было, Ри?

— Что есть Ри? — спросил спокойный, ровный голос, похожий не то на отдаленный плеск волн, не то на шелест листвы.

Он почти терялся в гуле водопада, но у Цуны был острый слух.

— Ты опять забыл? Это твое имя, голова ты песочная! — Девочка кинула в бледный силуэт камень. — Я назвала тебя Ри потому, что у тебя не было имени!

— Странность… Человек назвать все, как хотелось. Зачем назвать то, что не есть человека, а есть само себя? Я нет имя.

— Вот же, — Цуна фыркнула. — Если у тебя даже имени нету, то ты совсем бедный. У Цуны есть имя и этот остров, и много-много ракушек, и даже вещи других людей. У тебя совсем ничего нету, вот я и захотела подарить тебе имя. Целую ночь придумывала, а ты еще и недоволен!

— Ты дарить имя, но не делать меня своя вещь? — слабо удивился тот, кого Цуна назвала Ри.

— У тебя даже песка в голове не найдется, — сокрушенно вздохнула девочка. — Там пусто-пусто, как в моей дудочке. Ладно, я тебя прощу, если ты расскажешь мне про ма. Ты видел ее под водой? А слышал? Я вот нет…

— Ри не смотреть так далеко. Он не найти. Найти только Цуна.

— И чего я от тебя ждала? Давай, выбирайся на берег, пойдем гулять.

— Трудно, — сказал белесый силуэт.

— Все-то тебе трудно, — надулась девочка, перебирая бусины и ракушки на браслете. — Тогда я пойду ловить рыбу. Плыви за мной к большому озеру и смотри, не распугай мой завтрак!

Она спрыгнула в воду и побрела к водопаду, раздвигая кувшинки, а за ней скользил белой тенью Ри.

— Я сказать важно.

— Чего? Ты отвлекаешь, — шепнула Цуна, стоя по пояс в воде с поднятыми руками.

Она замерла и почти не дышала, чувствуя, как рыбы вьются у ног и задевают их скользкими, блестящими телами.

— Ри ждать, — покорно сообщил тень.

Цуна облизнулась, увидев жирную, явно брюхатую самку. Вкус жареной икры так и встал у нее языке. Миг! Рука молнией метнулась в воду и рванула обратно.

Цуна весело рассмеялась, кидая в заросли на берегу норовящую выскользнуть добычу.

— Говори теперь, — отмахнулась она, ища рыбину в кустах, где зелень рябила от биения плавников.