Шепот пепла

Только колебания воздуха вокруг. Только капли, сбитые в тучи. Калека растворялся в пространстве, рассыпался, словно пепел из руки Иремила, не покрытый рыбьим клеем. Частицы отдалялись друг от друга. Связь истончалась. Еще немного, и мыслей не станет. Астре не поддавался. Он вызвал из глубины свою сущность и ухватился за нее. Цель всегда была с ним. Текла в крови, пульсировала вместе с сердцем. Она поможет. Она не даст забыть.

Астре стал ветром и гнал тучи к убежищу. Он грохотал громом. Вспыхивал молниями. И, наконец, пролился дождем. Бурный поток обрушился на мертвую землю. Астре падал вниз тысячами капель. Прибивал пыль, просачивался в щели.

Пейте! Пейте!

Ливень усилился. Промочил шалаш. Закапал с потолка.

Сиина! Не плачь! Пей! Пей! Напои детей! Живите!

Пол убежища не успевал впитывать влагу. Со всех сторон ручейки. Астре тек вместе с грязевыми потоками. Падал на свое безвольное, бестолковое тело, в которое уже не мог вернуться. Сиина пыталась поить его. Глупая. Не надо…

Тили и Бусинка подставляли рот струям. Глотали жадно.

Вода… Вода…

Колодец открыт. Нужно наполнить его.

Песня капель по глиняному дну.

Пустыня оживала. Бурлила. Текла тысячью рек. Астре не мог удержать мысли. Ему хотелось отдохнуть.

Вода… Вода…

Теперь достаточно.

Глава 15 Враждебный остров

Однажды мы прятались от ливня в старом хлеву. Дверь, сорванная с верхней петли, накренилась и пьяно шаталась, подпевая ветру. До нас доходил сырой запах дождя. Сквозняк вился у ног, и Карима шутила, что я невезучий, вот и мерзну. А ей ступней вовек не застудить.

Я спросил: «Каков для тебя мир?», ожидая услышать жалобы и страхи, но Карима ответила: «Он прекрасен!».

— Что в нем прекрасного? Как можно любить место, где люди отбросили чувства, носимые порчеными? Посчитали Цель бесполезным придатком, сроднили с болезнью и прокляли нас?

— Но в этом мире есть ты, — тихо возразила Карима. — И мне этого хватит. Может, когда-то все изменится. Нужно только понять друг друга. Пока нас объединяет одна только злость. Чем же ты отличен от бесцельных, Такалам, если так яростно их презираешь?

Теперь, на старости лет, я все чаще вспоминаю ее слова. Как увядающий цветок до последнего сохраняет сок в сердцевине, так и я обращаюсь к годам юности за живительным образом Каримы. И образ этот не тускнеет с годами, когда все вокруг истлело, и обратились прахом надежды. Когда глаза узрели безнадежность мира, а разум предрек губительный его конец.

Я должен был возненавидеть людей, что гнали и терзали подобных нам, но Карима заключила мое черное от гнева лицо в хрупкие ладони и обратила взор в глубины, прятавшие истину. Только через двадцать лет после ее смерти я понял, что этот мир достоин любви.

(Из книги «Племя черного солнца» отшельника Такалама)

(Акулий остров, Каменные соты, 10-й трид 1019 г. от р. ч. с.)

Важный человек жуткий. Он порезал страшилу как рыбу или зверя. Сейчас у него были такие страшные глаза, что Цуна боялась подходить близко. Едва они добрались до укрытия, Ри пропал, и девочка перестала понимать чужака. Она повиновалась призраку — отдала сокровище, но Нико не обрадовался.

Черный день подошел к концу, а Ри до сих пор не появился. Цуна сердилась. Ей не терпелось узнать причину злости важного человека. Он же так хотел эту штуковину. Чего ему неймется теперь?