Шепот под землей

Лесли покачала головой и расстегнула маску.

– Готова спорить, ты рада от нее избавиться, – сказала девушка и повела нас внутрь.

Квартира оказалась грязная и обшарпанная, в цокольных этажах часто такие бывают. Кухонная техника была современная, а мебель сплошь из «Хабитат», но низкий потолок и тусклый свет все равно создавали впечатление нищеты и убожества.

Проходя мимо гостиной, я заглянул туда и увидел, что вся мебель аккуратно сдвинута к дальней стене. Толстые электрокабели выползали из комнат, змеились по коридору. В целях безопасности они крепились к полу изолентой и пластиковыми зажимами.

Чем ближе мы подходили к черному ходу, тем теплее становилось. К тому моменту, когда девица протянула руку за нашей верхней одеждой, мы успели выпутаться из курток и с готовностью сунули ей. Она унесла их в гостевую спальню, где стояло множество стеллажей с вешалками. И даже выдала нам использованные лотерейные билеты в качестве номерков.

– Вам надо выйти через кухню, – сказала она.

Мы двинулись в указанном направлении, открыли заднюю дверь и вдруг чудесным образом оказались посреди яркого осеннего дня. Весь сад за домом, вдоль и поперек, занимал каркас из деревянных перекладин. Он громоздился, словно строительные леса, до самой крыши. Его дощатый пол был поднят на полметра над землей. Деревянные лестницы вели оттуда на «балконы», собранные из досок и реек. Вся конструкция располагалась вокруг большого дерева и снаружи была обтянута пологом из белого полиэтилена. Сверху лился мягкий солнечный свет, исходящий, как я позже узнал, от большого прожектора. Стало ясно, зачем нужны кабели.

Меж деревянных столбов каркаса тянулись ряды столиков на козлах, образуя по обеим сторонам сада импровизированные прилавки. Я подошел к ближайшему справа. Там продавались книги, в основном антикварные: библиографические редкости в твердых переплетах. Завернутые в прозрачную кальку, они лежали на горизонтальном деревянном стеллаже лицевыми сторонами вверх. Я взял посмотреть копию трактата «О вере и неверии в силы природные, людские и божественные» Мерика Касабона[28], напечатанный в восемнадцатом веке. Она очень напоминала экземпляр, хранящийся у нас в библиотеке. По соседству обнаружилось еще кое-что знакомое – «Exotica» Эразма Вольфе, труд однозначно радикального толка, стянутый, судя по штампу, из Бодлианской библиотеки. Я полистал страницы, нашел и запомнил секретный код, чтобы сообщить профессору Постмартину. Положил книгу на место, поднял взгляд и улыбнулся торговцу. Это был молодой человек с огненно-рыжими волосами, прозрачными голубыми глазами и в твидовом костюме раза в два старше него самого. Он нервно отвел взгляд, когда я спросил, есть ли в наличии «Principia».

– Извините, – вежливо ответил он, – я сам никогда и не видел этой книги, только слышал о ней.

Я сказал: «Что ж, очень жаль» и отошел от лотка. Торговец врал, и еще он просек, что мы копы.

– Найтингейл был прав, – заметила Лесли, – это действительно назарет.

Даже сейчас, в эпоху «Ибей» и анонимных интернет-продаж с надежной системой защиты, безопаснее всего покупать и продавать краденое из рук в руки. Встречаетесь с тем, кого впервые видите, суете ему пачку наличных – и готово, вашу сделку никто и никогда не отследит. Вы его не знаете, он вас не знает, и дело за малым: найти место для встречи. Всякой торговле нужна площадка, и в Лондоне места, где торгуют краденым, с восемнадцатого века зовутся назаретами. Нелегальные товары, предлагаемые там, питают теневую экономику: попадаются на уличных базарах, в комиссионках, случайно оказываются в кармане у незнакомца в пабе. Таких незнакомцев много, они мотаются по городу, как пьяные банкиры в день выдачи премии. Чтоб найти хоть одного, надо знать людей, которые знают нужных людей. Словом, если где-то что-то с возу упало и пропало, оно может рано или поздно всплыть в назарете.

А здесь, несомненно, был назарет для весьма специфических товаров, которые возами не очень-то возят.

Соседний лоток, например, предлагал посмертные маски в римском стиле. Сделаны они были из такого тонкого фарфора, что, если поставить позади маски свечку, огонь буквально оживит полупрозрачное лицо.

– Есть кто известный? – спросил я у девицы в готичном прикиде, стоящей за прилавком.

– Есть, вот Алистер Кроули[29], – указала она на соответствующую маску. – Это вот Красавчик Браммел[30], а это Марат[31] – ну, которого закололи в ванне.

Я поверил ей на слово – как по мне, все были на одно лицо. Но по маске Кроули таки пробежался незаметно кончиками пальцев. Ни намека на вестигий. Мошенник он и после смерти мошенник.

– Ой, слышишь? – спросила Лесли.

Я обернулся. Она стояла, склонив голову набок, и улыбалась.

– Музыку, – ответила она. – Кто-то играет «Селектер».

– Да? – равнодушно сказал я. Для меня один ска-коллектив от другого мало отличается.

– Ага. Папина любимая группа. Если дальше будет «Too much pressure», значит, они пошли по его любимым песням.

Но следующей была «Too much too young».