Шепот под землей

Нравятся мне Реки, что у истока, что в приливной зоне. Они очень любят поговорить и, если думать головой и держать язык за зубами, рано или поздно сболтнут что-нибудь действительно важное.

– И вот вы здесь, – резюмировала Эффра, – в моей вотчине. В моих владениях.

Я пожал плечами.

– Это все, – набычилась Лесли, – наши владения. Весь этот гребаный город.

Что собиралась ответить Эффра, мы так и не узнали – официантка принесла напитки. Три коричневые бутылки и одну зеленую.

– Вам понравится это пиво, – пообещал Оберон. – Его варят на одной маленькой частной пивоварне в Штатах, а сюда возят только по одному ящику зараз.

– Сдачу оставьте себе, – сказал он официантке, протягивая полтинник. И добавил, снова обращаясь к нам: – Правда, оно чертовки дорогое.

– А вы что же, король эльфов? – поинтересовался я.

– Да нет, – засмеялся Оберон, – это мой наставник мнил себя человеком Просвещения и вообще большим эрудитом и потому назвал меня Обероном. В те времена это было модно: моих приятелей звали Кассиус, Брут, Феб – этот и вправду был прекрасен как рассвет. Ну и, конечно, Титус, как же без него.

В восьмом классе на истории нам рассказывали про «Средний путь»[32], поэтому имена рабов я узнал. Хлебнул пива – оно оказалось густое и пряное и, насколько я понял, при подаче должно быть комнатной температуры.

– А где вы учились? – спросил я.

– В Нью-Джерси, – ответил Оберон, – когда был ковбоем.

– А когда вы были ковбоем?

– Что вас сюда привело? – перебила Эффра, так глянув на Оберона, что даже он счел за благо замолчать. Я солидарно подмигнул, он чуть приподнял уголки губ, но улыбнуться все же не рискнул.

Я хотел было сказать ей пару ласковых, но видел: еще чуть-чуть, и Лесли огреет меня по голове, чтобы не отвлекался. А поэтому достал фотографии статуэтки и миски, показал Эффре с Обероном.

– Нам нужно выяснить происхождение этих вот вещичек.

Эффра сощурилась на снимки.

– Миска, похоже, ручной работы, а статуэтка – девятнадцатого века, реплика флорентийской Афродиты. Автор – кто-то из этих талантливых итальянских геев, все время забываю имя. Но не слишком знаменитый. Хорошая работа, но и только. Я видела оригинал в Академии изящных искусств во Флоренции. Да что ж такое, как его звали-то?

– А почему не вы, а Флит ходит по картинным галереям? – удивился я.

– Флит выступает с обзорами на радио, но если кто из нас двоих и получил диплом по истории искусств, так это я, – ответила Эффра.

– Но мы помним: никакой вражды или соперничества, – вставил Оберон.

– Да я туда поступила только из-за мамы – она в свое время заставила каждую из нас получить высшее образование. А из всех специальностей история искусств была самой легкой, – пояснила Эффра, – к тому же один год предстояло учиться в Италии.

– Познакомились там с каким-нибудь бурным итальянским потоком? – спросил я.

– Нет, – лукаво улыбнулась Эффра. – Но на южном побережье у каждого пляжа и бухты есть свой дух. На мотороллере Веспа, с фигурой Адониса и голосом, какой мог бы быть у Роберта де Ниро, если б он родился не в Нью-Йорке, а в Италии. Церковники никогда толком не добирались до носка сапога – Христос, понимаете, остановился в Эболи[33].

Я обратил внимание, что выговор Эффры «гуляет», то опускаясь, то поднимаясь по классовой шкале.

– Давайте по делу, – потребовала Лесли.

– Я вроде видел похожие миски у Билов, – сказал Оберон. – Они назывались то ли «Императорская глина», то ли «Императорская керамика». В рекламе говорилось, «не бьются и идеально подходят для дарджилинга и африканского темного кофе».

– Вам нужна Гиацинт, – перебила его Эффра, – статуэтками торгует она.

– Где найти эту Гиацинт? – спросил я.

Оказалось, так звали готичную девицу, которая продавала посмертные маски. После того как мы выпили пива наверху, отношение окружающих к нам заметно изменилось. Теперь уже все торговцы знали, что мы копы. Посетители тоже – их, кстати, ощутимо прибавилось. Однако никто не смотрел на нас косо и не хамил – наоборот, мы шли, окутанные тишиной, словно непроницаемым пузырем. Все торопливо умолкали, стоило нам приблизиться. А вообще мы даже любим косые взгляды и хамство, ведь когда человек злится, он плохо следит за своим языком. Поэтому, прежде чем спрашивать Гиацинт о статуэтке, мы показали ей удостоверения.

– Таким, как вы, сюда нельзя, – заявила она.

– Тогда давайте свой адрес, мы приедем к вам, – предложил я.

– Или, – добавила Лесли, – будем ждать вас в участке для дачи показаний.

– Вы не можете меня заставить, – помотала головой Гиацинт.

Я обернулся к Лесли.

– Как думаешь, можем?

– Торговля без лицензии, – она начала загибать пальцы, – незаконное проникновение в частное владение, скупка краденого, вызывающий макияж в общественном месте.

Гиацинт открыла было рот, но Лесли подалась вперед и склонилась над прилавком, так что ее изуродованный нос почти коснулся носа торговки.

– Ну, давай, – прошипела она, – ляпни что-нибудь про мое лицо.

Кодекс полицейского гласит: всегда поддержи напарника перед лицом общественности, даже если напарник «идет вразнос». Поддержи – но в разумных пределах.