Я глянул на Лесли – мол, бывают же такие идиоты? Она пожала плечами. Мнение Лесли о человеческой природе в принципе гораздо ниже моего собственного.
– А эта штука, – кивнул я на печь, – она чья?
Равнодушно оглядев агрегат, Кевин передернул плечами.
– Понятия не имею.
– Никогда не замечал здесь ничего странного?
– Например?
– Ну не знаю, может, видел что-то типа призраков или звуки странные слышал?
– Да вроде нет, – ответил Кевин.
– Надо звонить Сивеллу, – решила Лесли.
Мы велели Кевину сидеть на поддоне от печи и ждать, а сами отошли туда, где он не мог нас слышать.
– А надо ли ему об этом знать?
– Орудие убийства могли изготовить здесь, – сказала Лесли. – Пусть старший инспектор сам решает, надо или нет.
Я кивнул – против правды не попрешь. А сам подумал: вот где мог пропадать Джеймс во время своих «загулов». Он, конечно, был простым студентом, но с богатеньким папой.
– Я должен побеседовать с сенатором, – заявил я. – Возможно, он оплатил этот агрегат.
Лесли напомнила, что мой визит к сенатору может живо заинтересовать нашу дорогую мисс из ФБР, поэтому я решил связаться с Киттреджем.
– Ну как, еще не нашли вашу заблудшую овечку?
– А почему вы спрашиваете?
Может, спецподразделение разведки и уничтожили, чтобы возродить потом из праха, но суть его не поменялась: там служили те же дотошные засранцы, которые ишачили в контрразведке во время холодной войны.
– Мне показалось, я ее видел на Лэдброк-Гроув, – пояснил я, – вот и решил выяснить сразу, чтоб не терять время попусту.
– Она на базе, – сообщил Киттредж, – часов с девяти утра.
– То есть в отеле? – переспросил я, отлично понимая, что вряд ли.
– На Гроувернер-сквер, – устало вздохнул Киттредж.
То есть в американском посольстве. Я сказал спасибо и повесил трубку. За охрану посольства, включая все его возможные тайные входы-выходы, отвечает антитеррористическая служба. Стало быть, если Киттредж говорит, что Рейнолдс там, значит, скорее всего, так и есть.
– Сидит, небось, перед монитором и нас пасет, – проворчала Лесли.
– Ну и отлично, – улыбнулся я, – оставлю жучок тебе, она ни за что не заподозрит, в чем дело.
Найти сенатора оказалось легче легкого. Я просто позвонил Гулид, зная, что офицер по связям с родственниками жертвы обязан знать, где они находятся. Это очень удобно на случай печального, но, увы, нередкого сценария, когда скорбящий родич превращается в подозреваемого.
– Мы на Лэдброк-Гроув, в доме Джеймса, – сообщила Гулид.
Оставив Лесли сторожить Кевина и ждать подмогу, я сел в машину и за десять минут долетел до места.
Если не считать дорогого костюма, сенатор выглядел как самый обычный человек. Он сидел за кухонным столом, на котором стояли бутылка «Джеймсона» и полупинтовый пластиковый стакан.
– Сенатор, – обратился я к нему, – могу я задать вам пару вопросов?
Он поднял на меня взгляд и скривил губы в болезненном подобии вежливой улыбки. Его дыхание сильно отдавало виски.
– Конечно, детектив. Присаживайтесь.
Я сел напротив. Выпить сенатор мне тоже предложил, но я отказался. У него было длинное лицо, почему-то лишенное всякого выражения. Хотя круги вокруг глаз выдавали и боль, и напряжение последних дней. Его темные, коротко подстриженные волосы разделял классический косой пробор, белые зубы были ровными, а маникюр – очень аккуратным. Сенатор выглядел
– Чем могу помочь? – спросил он.
Я поинтересовался, не покупал ли он или кто-то из его знакомых в последнее время печь для обжига глины и комплектующие к ней.
– Нет, – ответил сенатор, – а это имеет отношение к делу?
– Пока не могу сказать, сэр, – ответил я. – Скажите, а был ли у вашего сына доступ к каким-то дополнительным источникам дохода – например, к трастовым фондам?
– Был, – кивнул сенатор, – даже к нескольким. Но счета уже проверили, Джимми ничего оттуда не брал. Он всегда был таким независимым.
– А вы много общались с сыном? – спросил я.
Сенатор плеснул в пластиковый стакан еще виски.
– Почему вы спрашиваете?
– Похоже, в ФБР опасаются, что он мог вас скомпрометировать. В политическом смысле.
– Знаете, что мне нравится в англичанах? – спросил сенатор.
– Чувство юмора? – предположил я.
Он скупо улыбнулся, давая понять, что вопрос риторический.
– Вы не разбиваетесь на партии. У вас нет никаких лоббирующих групп, никаких общественных лидеров, которые тут же полезут из всех углов и поднимут хай, стоит оговориться или неудачно пошутить на публике. Вот если бы я вас назвал лайми[36]
или ниггером, вы бы на что больше обиделись?– Он вас скомпрометировал? – повторил я вопрос.
– А знаете, почему вы не хотите отвечать?
Потому, ответил я мысленно, что я профессионал. Потому что два года подряд общался с быковатой пьянью и в край обнаглевшими шоплифтерами. Да и вообще со всеми, кому срочно надо на кого-то наорать просто потому, что мир вокруг несправедлив. Секрет простой: надо раз за разом повторять свой вопрос. Рано или поздно эти бедолаги успокоятся и ответят.