Шепот под землей

Правда, иногда для этого их надо уложить лицом в пол, заломить руки за спину и усесться сверху. Но я учел, кто мой собеседник, и решил, что до этого не дойдет.

– Каким образом он мог вас скомпрометировать?

– Вы так и не ответили, – напомнил он.

– Давайте сделаем так, сенатор: вы расскажете мне о сыне, и я отвечу на ваш вопрос, – предложил я.

– Я первый спросил, – возразил он, – так что вы сначала ответьте, а уж потом поговорим о моем сыне.

– Обозвав меня ниггером, вы будете выглядеть обыкновенным американским расистом, – сказал я. – А лайми – всего лишь шутливое прозвище. Видите, вы знаете обо мне так мало, что даже не можете оскорбить как следует.

Сенатор долго смотрел на меня, сощурившись, и молчал. Я стал подумывать, что не стоило так умничать, но тут он вздохнул и потянулся за стаканом.

– Нет, – сказал он наконец, – меня он не компрометировал. Хотя сам, наверно, был уверен в обратном.

Сенатор умолк, пригубил виски. Покатал на языке и только потом проглотил. Поставил стакан на стол, явно сдерживаясь, чтобы не выпить сразу. Картина была знакомая, папу я частенько за этим делом заставал.

– Ему нравилось здесь, в Лондоне, это я точно знаю. Он говорил, этот город вечно движется. Так и сказал – весь, мол, до самого дна.

Взгляд сенатора на несколько секунд «расплылся», и я вдруг понял, что мой собеседник потрясающе пьян.

– Значит, вы часто общались?

– Я раз в неделю освобождал окно в расписании, – ответил сенатор, – а он звонил раз в месяц или около того. Но вряд ли можно рассчитывать на большее, если ваши дети уже закончили университет.

– Когда вы последний раз с ним разговаривали?

– На прошлой неделе.

Рука сенатора дернулась было к стакану, но он себя пересилил.

– Я спрашивал, приедет ли он на праздники домой.

– И что он ответил?

– Что не поедет. Сказал, нашел что-то интересное. Был очень взволнован, обещал при следующей встрече повергнуть меня в шок.

Опытные копы раз навсегда объясняют молодым: не увлекайтесь общением с пострадавшими. Расследование может растянуться на недели, месяцы и даже годы, и постепенно люди перестают нуждаться в вашем сочувствии. Они ждут от вас в первую очередь профессионализма, и ваш долг его проявить.

Но… кто-то ведь заколол Джеймса Галлахера, а теперь его отец сидит здесь, убитый горем, ничего не понимающий. И я не желал с этим мириться.

Задал еще пару вопросов насчет увлечения Джеймса живописью, но сенатор явно уже отвечал так, чтоб я отстал. Гулид, наблюдавшая за нами с другой стороны кухни, одним только выражением лица дала мне понять, что все это она уже спрашивала, и если у меня нет никаких новых тем, то лучше просто заткнуться и оставить бедного мужика в покое.

Я уже вышел из дома и направлялся к машине, когда позвонила Лесли.

– Помнишь тот дом? – спросила она.

– Какой?

– Куда Кевин отвез овощи?

– Да, – сказал я.

– И где он взял керамическую посуду, – продолжала она, – ту самую, килотонны которой мы с тобой обнаружили?

– Да, это на съезде с Москоу-роуд.

– Такого дома не существует, – сообщила Лесли.

15. Бейсуотер

Честолюбие британцев никогда не знало границ. С одной стороны, это может говорить о бесстрашии, однако с другой – смахивает на недальновидность. Лондонское метро не стало исключением: его основала каста предпринимателей, чьи амбиции по пышности могли соперничать разве что с их бакенбардами. Пока их заокеанские коллеги, столь же щедро взысканные растительностью на лице и тщеславием, рвали друг друга на части в горячке Гражданской войны, наши герои приступили к строительству Метрополитан-лайн, твердо зная одно: на паровозах там ездить будет нельзя.

Ибо опыт использования паровозов на магистральных железных дорогах однозначно дал понять: если не хочешь задохнуться от дыма в длинном тоннеле, его надо миновать как можно скорее. Не могло быть и речи о том, чтобы ехать в тоннеле все время, а уж тем более останавливаться на закрытой станции. Сперва попробовали двигать вагоны при помощи сжатого воздуха, но тоннелям не хватало герметичности. Потом настала очередь «бездымного паровоза» с огнеупорными кирпичами в камере сгорания, но он оказался ненадежным. Затем пытались использовать в качестве топлива кокс, но его дым оказался еще более едким, чем угольный. Электропоезда спасли бы ситуацию, но до их появления оставалось еще целых двадцать лет.

Итак, все вернулось назад, к паровозам. Именно из-за них лондонская подземка стала гораздо менее подземной, чем было задумано. Там, где над рельсами проходили дороги, проделали зарешеченные отверстия для выхода пара. А где дорог не было, пути метро оставляли максимально открытыми. Один такой перегон возник на Лейнстер-роуд. Он известен тем, что напротив него, дабы уберечь впечатлительный средний класс от неприглядного вида рельсов, возвели две кирпичных стенки, достоверно изображающие фасад прекрасного георгианского особняка. Того самого, который снесли, чтобы проложить здесь рельсы метро.