– Твой прикуп, тебе и карты в руки, – вяло согласился длинноносый, нетерпеливо ёрзая по лавке. – А пацаны-то, пока мы тут… не сбегут?
– От меня не сбегут. С часок посидят в моей кутузке, будут как вяленые судаки.
Матвейка не всё понял из подслушанного разговора. Взрослые никогда не говорят напрямик, прячут в словах свои подлинные желания. Но одно уразумел безоговорочно: ему и Витьке грозит опасность. И смертельная опасность. Больше ждать нечего. Надо срочно спасаться. Матвейка огляделся, стал потихоньку ретироваться и тут же нащупал за спиной деревянные ступеньки. На ступеньках стояли две двухлитровых бутылки с водой, видно, заранее приготовленные дачником. Так вот он настоящий спуск к реке! Наверху он шагнул не в ту сторону, его обманула боковая тропа, ведущая к мусорному оврагу.
Зазвонил мобильник. Дачник суетливо полез в карман.
– Да, это я, Майк. Порядок, нашёл. Ночью доставлю. О, кей.
– Они? – поинтересовался длинноносый.
– Они. Будут ждать в условленном месте с трёх до пяти.
– Так чего мы сидим?
– Успеется. Здесь опасно. Посёлок рядом. В дороге побалуемся. Воду заготовил?
Длинноносый заёрзал, похватал рукой под ногами.
– Блин, на лестнице оставил. Принести?
– Ладно, потом. И верёвку не забудь прихватить. Под тобой лежит.
– Понял.
– Ну, тогда наливай.
Подхватив одну бутылку, Матвейка бесшумно стал карабкаться наверх, с каждой ступенькой прибавляя шагу. И его пока ещё живое сердце колотилось с вызовом, подбадривая своего хозяина: беги, Матвейка, беги, промедление подобно гибели!
К железной бытовке он выбрался совсем из другого угла участка. Свет угасал, и небо напоминало остывающую раскалённую плиту. Одинокие облачка скукоженные и почерневшие, были раскиданы повсюду, как шкварки на горячей сковородке. Но уже можно было дышать, воздух посвежел.
Матвейка выбежал за калитку – их велики стояли прислонённые к штакетнику в целости и сохранности. Потом он вернулся к бытовке, подлез под неё в том месте, где они с Витькой проломали дыру, заглянул внутрь. Витька неподвижно лежал на полу, раскинув руки, как выброшенный на берег детёныш кита. И если бы не хрип в носоглотке, его можно было бы принять за мертвеца. Матвейка поставил рядом с другом бутылку с водой, предварительно открутив крышку и глотнув пару раз.
– Живой?
– Кто это? – простонал Витька, приоткрыв щёлкой один глаз, больше не позволяло изрядно припухшее веко.
– Это я. Воду принёс. Пей.
Витька скосил глаз на бутылку, дёрнул одной рукой, потом другой. Затем тюленем перевалился на бок, обнял бутылку двумя руками и жадно присосался к горлышку, чмокая и захлёбываясь.
А Матвейка подтащил к себе ломик и скрылся с ним в дыре.
Замок хоть и был новенький, но оказался довольно хлипким. Достаточно было просунуть в дужку ломик и слегка поднажать, как он с металлическим щелчком отлетел в сторону. Ура! Тюрьма взломана, дверь нараспашку! Матвейка поторапливал.
– Скорей! Вставай, поехали домой!
– Не могу, – сипел Витька, поливая себя из бутылки.
Матвейка ухватил друга за руку и вытащил наружу.
– Вставай! Скоро живодёр заявится!
– Какой живодёр?
– Клоун с красным помпончиком. Который запер нас. Они из нас внутренности вырезать собираются!
Витька вздрогнул и, совершив неимоверное усилие, всё-таки поднялся на ноги и, покачиваясь, поплёлся к калитке.
Матвейка был уже за пределами участка, но вдруг вернулся обратно, разыскал велосипед дачника – тот стоял с другой стороны бытовки, бережно укрытый клеёнкой от солнца и возможного дождя – сорвал клеёнку, ломиком покромсал на обоих колёсах спицы и побежал прочь.
Ехали молча, не быстро и не медленно, на удивление слаженно работая ногами, педали крутили насколько хватало сил. Матвейка ехал впереди, сцепив зубы и сосредоточенно глядя на дорогу. По его щекам безостановочно текли слёзы, но он их не чувствовал, потому, наверное, и не вытирал, они высыхали сами. А Витька вцепился руками в руль, взглядом – в Матвейкину спину и за всю дорогу не проронил ни звука.
Через час друзья подъезжали к дому. Город уже готовился ко сну.
– О, господи! – вскрикнула полусонная баба Нюра, отворив дверь. – Матвейка! Что с тобой? Ты где пропадал? Эта ваша Эльвира и прибегала раза три, и звонила. Очень уж ругалась! Ты бы не дражнил её лишний раз, сыночек. Тебе же хужей.
Матвейка едва держался на ногах.
– Баб Нюр, можно я… у тебя заночую? – сказал и завалился на пороге без сил.
15