Шепот стрекоз (сборник) (СИ)

Когда они были уже на середине реки, поплыл туман. Луна погрузилась в волшебное марево. Матвейке стали мерещиться, как и в раннем детстве, принцы и принцессы с белёными кукольными личиками, бородатые карлики, потешные зверушки… и вдруг он услышал мамин голос, и было в нём что-то новое, сжигающее сердце, какая-то неодолимая тоска:

Баю-баюшки-баю,

Не ложися на краю —

Придёт серенький волчок

И ухватит за бочок…

И ухватит за бочок,

И утащит во лесок,

И утащит во лесок,

И положит под кусток…

И он увидел её, она шла ему навстречу в длинном светящемся платье, и лицо её было белым и неподвижным, и тогда он протянул ей фляжку с заветной влагой, и она сделала два глотка, и в то же мгновение словно очнулась от вечного сна; и Матвейка, озарённый чудесным спасением, понял, что теперь им ничто не грозит, что теперь они свободны и счастливы…

Чары луны обволокли его сознание несбыточной грёзой, и он не мог слышать, как снизу, против течения реки, накатывает тяжёлый клубок, слитых воедино до неразличимости, словно из преисподней поднимающихся, шумов…

Всё разрешилось в одно мгновение.

Гигантский нос теплохода вынырнул из тумана неожиданно. Раздался короткий удар, треск, и шумовой клубок разорвался на тысячи звуковых осколков, повисших в воздухе ночным фейерверком, среди которых обнаружились и прерывистый грохот двигателей, и громоподобная музыка, и безумные вопли, и нечеловеческий гогот. То ли это была корпоративная вечеринка на воде, то ли экскурсионная фирма устроила для господ клиентов ночную развлекуху. Через какое-то время, длящееся ровно в длину накатившего плавсредства, разлетевшиеся во все стороны звуки растворились в необозримом пространстве, и завершающим аккордом прозвучал удаляющийся шум гребных винтов…

Примерно через полчаса туман рассеялся, волнение, вызванное теплоходом, улеглось окончательно, и луна осветила пустынную гладь реки от берега до берега. Вода в ней, как и прежде, была спокойной и неподвижной, как лёд.

Широка страна моя родная…

2013 год.

Ошибка

профессора Горбина

Сколь многое считают невозможным,

пока оно не осуществится.

Плиний

План, что и говорить, был превосходный;

простой и ясный, лучше не придумать.

Недостаток у него был только один:

было совершенно неизвестно, как привести его в исполнение.

«Алиса в стране чудес», Льюис Кэрролл

1

В первую зиму третьего тысячелетия махровый снег валил беспрерывно, тихо и густо, словно собирался навсегда похоронить городскую грязь и показать людям чистоту первозданного мира. Дворники не успевали отгребать, и скрежетание лопат тонуло в мягкой пушистой массе.

В первом часу ночи из павильона станции метро «Чистые пруды» вышел высокий сухопарый мужчина в старом, мешком сидевшем на нём, пуховике, в потёртых джинсах с оттянутыми коленками. На его голове Пизанской башней возвышалась откинутая назад серая заячья шапка-ушанка. Ноги были обуты в грубые башмаки на толстой подошве. Казалось, обычный трудяга, отбарабанив положенное, возвращается домой. Однако мужчина резво промахнул мимо пивных ларьков, соблазнявших разнообразием этикеток и тушками воблы, таращившихся на покупателя вдавленными глазницами, даже не повёл носом в их сторону – веский аргумент в пользу ошибочности первого впечатления. К тому же, проницательный взгляд мог заметить некоторое несоответствие простецкой одежды мужчины с выражением его лица, на котором лежал отпечаток напряжённой интеллектуальной работы. Подобранное снизу аккуратной седой бородкой, его лицо выглядело уставшим и в то же время вдохновенным. Это был профессор Ангел Горбин.

Бодро сбежав по заснеженным ступенькам, профессор огляделся вокруг, затем протиснулся сквозь стайку людей, дрожавших на остановке в ожидании трамвая, обогнул вагон, закамуфлированный под трактир «Аннушка», и с каким-то торопливым, почти юношеским, прискоком направился к памятнику Грибоедову. У памятника он приостановился, надвинул шапку на глаза, обернулся, скользнул взглядом по торговым рядам – одна из тёмных фигур у гастрономической палатки показалась ему подозрительной – и быстрым шагом, одной рукой поддерживая углы воротника, прикрывающие горло, а другую засунув в карман, двинулся по правой дорожке бульвара. Тёмная фигура взяла след – тотчас отделившись от палатки, двинулась за ним на некотором отдалении.

Впереди, перспективно сужаясь, уходили к новому русскому ресторану, перегородившему бульвар, два ряда грушеобразных желтых фонарей. Бульвар был безлюден, и только вдали, за рестораном, где пруд превратили в каток, царило праздничное оживление.