Шепот тьмы

Как выяснилось, у Колтона Прайса был очень длинный список того, что ему не нравилось. Он не любил многолюдные места, сообщил он Делейн, когда забирал ее на арендованной машине в дымке осеннего рассвета. Ему не нравился запах воздуха из вентиляции туннелей, добавил он, когда они мчались по туннелю Каллахан, а мимо проносились желтые огни. Ему не нравились сиденья, у которых было мало места для ног. Ему не нравилось соседство с незнакомыми людьми, общественный транспорт или туалеты, в которые он едва мог протиснуть плечи. Самолеты, утверждал он, разуваясь на линии безопасности и заканчивая этот список.

– Они запихивают тебя в крошечную металлическую коробку весом девяносто тысяч фунтов, – сказал он, убирая свой кожаный ремень в пластиковый лоток для вещей на линии котроля. – Затем поднимают тебя в небо на высоту тридцать тысяч футов. Это безумно даже с математической точки зрения. Здравствуйте. Вы выглядите, как очень разумный человек. Могу я не снимать часы?

По другую сторону ленты сотрудница администрации транспортной безопасности не выглядела ни на йоту разумной. Однако, как отметила Делейн, была ужасно уставшей от вопросов пассажиров.

– Нет, – сказала она, не поднимая глаз.

– Просто мне не совсем удобно снимать их, – не успокаивался Колтон.

Сотрудница уставилась на него. Колтон шаркнул носками по полу. На конвейере подносы с вещами, сложенные в высокие стопки, начали беспорядочно громоздиться.

– Просто сними часы, Прайс, – сказала Делейн.

Когда они добрались до выхода на посадку, оба были немного раздражены, до взлета оставалось всего десять минут. Заняв место у окна, Делейн пристегнулась и наблюдала, как Колтон делает то же самое. Он был одет в джинсы и рубашку кроя реглан, его лицо было скрыто под кепкой Whalers. Даже в таком виде он резко отличался от Делейн с ее лавандовыми космическими пучками и безразмерным пуловером, истрепанными черными легинсами, исчезающими в сапогах из джодпура.

Вчера ночью он продержал ее у телефона почти час, пока она не наклонила голову вперед и телефон не выскользнул у нее из рук. В какой-то момент он, видимо, повесил трубку. Когда она проснулась от того, что Адья стояла над ней, оказалось, что батарея ее телефона почти села, а имплант все еще включен, заглушая звуком тупую боль от перенапряжения в голове.

– Это семейная реликвия? – спросила она, подтягивая под себя ноги.

Колтон поднял взгляд, протирая подлокотник антибактериальной салфеткой – он не любит микробов, сказал он ей в очереди на посадку, после того как мужчина, находившийся поблизости от них, чихнул шесть раз подряд.

– Какая реликвия?

– Часы.

– О. – Он взял часы в свободную руку. – Нет.

Больше он ничего не сказал. Он вообще ничего не говорил, пока они не поднялись в воздух и не погасла лампочка, уведомляющая, что ремни безопасности можно расстегнуть.

– В этом самолете слишком много людей. – Он натянул кепку на глаза. – Я чувствую, как меня начинает тошнить.

Лейн подняла взгляд от книги, которую она взяла в киоске в терминале.

– Ты не думаешь, что, возможно, иногда у тебя есть склонность придавать вещам большее значение, чем это необходимо?

Он наклонил подбородок так, что один темный глаз выглядывал из-под кепки. Колтон не ответил на ее вопрос. Вместо этого он сказал с предельной торжественностью:

– Если я простужусь, это будет твоя вина. Меня заставили отправиться в эту поездку против моей воли.

– Я очень сомневаюсь, что в мире есть хоть один человек, который может заставить тебя сделать что-то против твоей воли, – сказала она и вернулась к своей книге.

– Ты будешь удивлена, – ответил он. Затем, спустя полминуты добавил: – Я собираюсь спать.

За окном облака проносились мимо нее в развевающиеся на ветру нити. На большую часть часа она погрузилась в чтение главы. Когда она подняла голову, то обнаружила, что Колтон не спит и наблюдает за ней. Он не начал разговор. Он не отворачивался.

Отчаянно нуждаясь в том, чтобы чем-то занять руки, она потянулась к бумажному пакету на заднем сиденье, складывая его в неуклюжего лебедя-оригами. Проверив аэродинамику, она подбросила его в воздух. Он пролетел через подлокотник и приземлился прямо на колени Колтона. Его взгляд упал на ее творение неправильной формы.

– Я тут подумала, – сказала она.

– Да? – Он поднял лебедя, рассматривая его со всех сторон. – О чем?

– У меня есть одно воспоминание, из детства. Я не знаю, имеет ли оно отношение к делу.

– Расскажи мне, – сказал он, не теряя ни секунды.

– Когда я была маленькой девочкой, родители брали меня с собой на Уолденский пруд, чтобы я бросала камни по воде. У моего отца это отлично получалось. Он всегда находил самые лучшие камешки для броска. Они добирались до середины пруда. А мой просто тонул. Уходил прямо на дно. – Она подняла на него взгляд и заметила, что он совершенно неподвижен. Что-то неопознаваемое мелькнуло в его взгляде. – Однажды утром мы пришли туда рано, раньше всех. Я хотела собрать все лучшие камешки, чтобы у него не было шанса, поэтому выбежала из машины. Мои родители были в ярости, потому что за неделю до этого там утонули два мальчика.