Симон раскрыл глаза, и в этот момент сверкнула молния. Симон заметил в руке жабу. Ее поблескивавшую в струях дождя кожу. В каких-то десяти сантиметрах от лица. Жаба удивленно взирала на Симона, суча пухлыми лапками, будто пытаясь вырваться из сжимавших ее пальцев мальчика. С криком отвращения он отшвырнул жабу подальше. Симона тошнило, кружилась и жутко болела голова. Будто кто-то огрел его молотком по черепу. Со стоном он ощупал голову. За правым ухом наливалась огромная шишка. Сначала Симону показалось, что он чувствует на пальцах и кровь, но при вспышке молнии убедился, что это всего лишь грязь.
Он осторожно поднялся на ноги. В какой-то момент ему показалось, что мир вокруг него кружится: придорожная канава, велосипедная дорожка, небо, с которого льет как из ведра… Симону никак не удавалось выбраться из грязи, он постоянно скатывался назад в канаву. Наконец, ухватившись за траву, он с трудом выкарабкался из канавы на обочину. Сделав глубокий вдох, мальчик ждал, пока уймется головокружение. Затем медленно пополз назад к велосипедной дорожке. Болело все тело – просто чудо, что он ничего себе не сломал. Трава и грязь в канаве смягчили удар при падении. «Ты все-таки дитя воскресенья! – сказал бы сейчас отец. – Им всегда везет».
Симон не мог вспомнить, при каких обстоятельствах отец так сказал, но в этих словах что-то было. По крайней мере в том, что касалось несчастных случаев. Он отряхнул мусор с футболки и брюк и попытался разыскать в темноте велосипед. Когда очередная молния прорезала облака, он увидел, что велосипед лежит в паре метров от него. Переднее колесо было погнуто.
– Вот же проклятье!
В нем снова поднялась злость, но в этот раз она была направлена против него самого. Против собственной глупости. Как можно быть таким идиотом? Посреди ночи мчаться по велосипедной дорожке… В такую темень… Ни одному нормальному человеку такое и в голову не пришло бы!
«Нормальному – да, – подтвердил голос в голове, – а ненормальному в самый раз».
Он склонился к искореженному колесу, поставил велосипед и с облегчением обнаружил, что его можно толкать. Хоть волоком не придется тащить. «Счастливчик – дитя воскресенья», – подумал он про себя с оттенком сарказма. Он уже хотел пуститься в обратный путь, невзирая на дождь, но вдруг сквозь шум грозы услышал голоса.
В первый момент ему показалось, что у него снова галлюцинация, но нет – он четко различал два голоса, мужской и женский. Когда небо снова включило свой гигантский стробоскоп, он разглядел стоящий автомобиль, а возле него две фигуры. И тут же снова навалилась тьма. Симон видел лишь включенные фары машины и слышал женский голос. Или это был голос девочки? Он не мог точно сказать. Как и то, о чем был разговор: вой ветра и гром перекрывали все звуки, а Симон был слишком далеко.
При следующей вспышке его внимание привлек стоявший на обочине мотороллер, а чуть дальше он заметил толстую сломанную ветку, перегородившую путь. Всадница на мотороллере, вероятно, тоже была ошеломлена разыгравшейся стихией. Всюду лежали сломанные ветки. Но она ехала осторожнее, и ей повезло больше, чем Симону. Она не упала и даже остановила проезжавшую мимо машину.
На мгновение в салоне зажегся свет, и дверца открылась. Мотор взревел. Симону захотелось подбежать к машине и спросить, не захватят ли они его. Но что-то его остановило. «Члены «Почетного клуба чокнутых» испытывают панические атаки, когда садятся в машину, – прозвучал в его мозгу насмешливый голос Леннарда. – Так что оставь эту затею». В Симоне снова поднялась волна злости. На себя самого. И он пустился в обратный путь. Припадая на ногу, перемазанный в грязи, с болезненно пульсировавшей шишкой на голове – ни дать ни взять зомби.
«Тоже мне король ночи! Король идиотов – вот этот титул тебе больше подходит!» Но, несмотря на злость на себя, он все же испытывал облегчение. В конце концов, с ним не произошло ничего непоправимого, а шишка и ссадины пройдут. Главное, что развеялось отчаяние, погнавшее его, как безумца, в темноту ночи. Так что его затея вроде даже имела определенный смысл.
48
Казалось, миновала вечность, пока Симон добрался до дома своей тетки. Он смертельно устал, насквозь промок и был с головы до ног в грязи, будто выбрался из могилы. Обессиленный, он поставил маунтинбайк обратно под навес и передвинул мусорный бак, чтобы заслонить им погнутое колесо. Пусть события нынешней ночи останутся его тайной. Он очень стыдился своего безумного поведения. Если бы Майк или Тилия узнали о его ночном приключении, они наверняка спровадили бы его назад в клинику.