Шепот Земли и молчание Неба

Жизнь еле теплилась в мощном теле охотника. Женщина и дети с трудом поволокли его к родным очагам. Их заметили в стойбище и помогли донести Мандарга до хижины. Мужчины бросились искать колдуна, чтобы получить целебные травы, но так и не нашли его. Старые женщины сами собрали листья и коренья, растолкли их, смешали с водой и поили Мандарга два дня и две ночи. На третий день очнулся охотник. Удивленно осмотрелся вокруг: казалось, он не понимал ни где он, ни что было с ним.

Когда наступил период дождей, Мандарга совсем оправился, но никому не рассказывал, что случилось тогда в пещере. Люди на стойбище поговаривали, что колдун, наверное, ушел под землю, и не вспоминали о нем больше.

В конце периода дождей, когда стало ясно, что уже завтра начнется сухой сезон и можно будет пойти на охоту, Мандарга рано утром незамеченным ушел к горе Нимбува. Крадучись и прячась за камни и выступы, он дошел до пещеры и долго стоял перед ней, не решаясь войти внутрь, хотя и пришел ради того, чтобы войти внутрь и увидеть, что же случилось тогда на самом деле и что ему почудилось, показалось.

Мандарга вошел в пещеру. На счастье, утреннее солнце хорошо освещало ее. Охотник подошел к груде камней и увидел растасканную собакой динго кучу костей — все, что осталось от Гунанг-Ванга. Рядом с костями лежали куски разбитой каменной чуринги.

Увидев их, Мандарга, как и тогда, содрогнулся, голова закружилась, еще мгновение — и он упадет на камни пещеры, но тут луч солнца полоснул по облакам и заставил уходящее сознание вернуться. «Это не мой знак, это не моя чуринга!» — отчаянно-удивленно прошептал Мандарга и присел на кучу камней. Проходило отчаяние, проходил испуг. Мандарга наклонился, сунул руки в привычное каменное ложе и нашел свою чурингу. Достал ее. Она была целой, и такими же, только потускневшими, были на ней очертания животного, напоминающего и головастика, и черепаху, и ящерицу. Дыхание вновь стало ровным, сердце стучало размеренно, и возрожденное сознание породило любопытство. Мандарга собрал разбитые осколки чуринги, найденной Гунанг-Ванга, и вышел с ними наружу. На ярком солнце он сложил осколки и явно увидел стертый временем рисунок двух змей, извивающихся и обращенных мордами друг к другу. В роде тотема Речного крокодила все знали, что две змеи — это символ тотема-покровителя Гуанг-Ванга. Старик колдун в темноте принял свою чурингу за чурингу Мандарга, и духи покарали его за низость и злобу.

Мандарга подошел с обломками чуринги колдуна к обрыву и швырнул их в бездну. Бодрым шагом он спустился с горы и почти бегом направился к стойбищу, ему не хотелось, чтобы его отсутствие было замечено. Он довольно быстро оказался у своей хижины и весело разбудил спавших на подстилке из листьев и травы сыновей. Их мать, он успел заметить, пошла с другими женщинами в лес за сучьями. Жизнь в роде Речного крокодила продолжалась.

Вера в абсолютную связь чуринги с судьбой человека, в зависимость человека от той же чуринги постоянно подкреплялась общественным сознанием той эпохи, когда существовали подобные фетиши. Психологически человек воспринимал свою зависимость от фетиша-чуринги как очевидность. И когда фетиш-чуринга разрушался, то человеческое сознание ожидало аналога разрушенной чуринги в самом человеке. Подобная ситуация довольно часто находила свое подтверждение в окружающем реальном мире. Жизнь нашего далекого предка или нашего современника, отставшего в культурно-социальном развитии, живущего где-нибудь в джунглях Африки или Южной Индии, в сельве Амазонки или на затерянных островах Тихого океана, как правило, протекает в экстремальных условиях. Такие условия дают множество случайных совпадений, которые воспринимаются невежественным сознанием как следствие проявления невидимых и всесильных «чар». Они порождают видимость большой вероятности связи происшедших с человеком несчастий с действиями над его фетишами или реальностью проклятий, заклинаний, колдовства. Если еще добавить сюда сам факт психологического ожидания беды: что-то случилось с твоей чурингой, с твоим фетишем и т. п., то количество совпадений или случайных связей несвязанных причин и следствий увеличится.

Фетишизация объектов живой и неживой природы была многотысячелетней практикой нашего далекого предка, она проявляла себя в разной степени и в недавнем прошлом народов земли, проявляет она себя и поныне.

Перенесемся на несколько мгновений в крайний юго-восточный район Азии, где уже в условиях развитого классового общества фетишизация явлений природы и природных объектов — священные горы Бирмы и Кампучии, Лаоса и Таиланда — переходит в культ предков. Изображение предка народов Юго-Восточной Азии иногда принимает видимость письменного знака или обозначения его имени, оно существует и в виде специально сделанного идола, нередко человекоподобного.

Своеобразными аналогами чурингохранилищ австралийских аборигенов выступают системы тайхо и локменг у горных народов тайской и мяоской групп Вьетнама и Лаоса, описанные советским исследователем религий Индокитая Г. Г. Стратановичем.