Шепот Земли и молчание Неба

Баба Вера со своим стариком жила на окраине селения, и не в избушке, как все в центре, а в чуме. Объясняла она пристрастие к старинному крытому берестяной тиской островерхому жилью тем, что летом в нем прохладно и комара меньше, а зимой теплее от костра или печи, чем в доме. Главное, воздух здесь чище, повторяла баба Вера.

Холой, по представлениям кетов, хозяйка тайги

Мы сообразили, что баба Вера просит показать ей книгу Анучина. Женя достала ее из полевой сумки и отдала старухе.

Баба Вера, прищурив глаза, помусолив пальцы, медленно листала страницу за страницей. На одной из них она остановилась и ткнула пальцем в схематический рисунок остроконечного столба с вытесанными личиной и ребрами.

— Во, — протянула она и добавила: — Подь сюда, девка. Смотри. Это дось. Они обыкновенно тыкаются возле матки своей — Холой. Знаешь, что такое? Холой — хозяйка тайги, озера, дороги.

— А у вас они есть? — перебила Женя.

— А то как же. Всего верст пять, а то и шесть отсюдова по солнцу. Большая излучина нашей реки. Место знатное, рыбное. Там Холой, тама же ее детки — доси.

Старуха замолчала, а затем добавила какую-то странную фразу:

— Они, бедные, голые, зимами мерзнут, трутся круг матки своей, а так-то стерегут ее.

Вера Дорожкина продолжала листать книгу и что-то шептала про себя. Затем остановилась и, вновь ткнув пальцем в рисунок, обратилась к Алексеенко:

— А это-то все алэлы. Они у всякого в чуме или доме быть могут. У всякого. Однако замаялась я с вами.

Баба Вера закончила и тут же откинулась на оленью постель и задремала.

На указанной странице были изображены деревянные широколицые куклы, одетые в меховые одежды. Тогда мы не могли спросить, а потом забыли, были ли алэлы в чуме бабы Веры?

Полученные сообщения заставили нас уговорить молодых кетов сходить с нами к Холой у большой излучины, а также постараться разыскать алэлов в кетских семьях и наконец-то точно узнать, зачем они? Кто они? Кем сделаны и во что наряжены? Узнать, чтобы связать их или, напротив, не связывать с фетишами, с предметами культа, обладающими возможностью реализовать желаемое тех, кто создавал досей и алэлов, надеясь получить какую-то помощь, покровительство или выгоду.

Володя Дорожкин, один из юных членов клана Дорожкиных, пошел с нами к излучине реки. Мы шли широкой тропой по низкорослому лиственному лесу левобережья Енисея. Шли недолго, часа два.

Первой бросилась в глаза огромная лиственница. Мы уже знали, что именно на такие деревья, которые выделяются на всю округу, и наносят кеты изображения Холой — хозяйки местности. Значит, нам идти к лиственнице и там искать досей.

На уровне глаз нормального роста человека на шершавом стволе лиственницы был виден овал затеса с выделенными на нем глазами, ртом и носом. Это была сама Холой.

Дерево стояло в нескольких шагах от берега. С тыльной стороны дерева, если считать лицевой ту, где изображена Холой, был небольшой овражек. От края овражка сбегались к дереву посеревшие от времени остроконечные, похожие на длинноголовых людей без рук и без ног, но с обнаженными ребрами доси. Казалось, они берут дерево с Холой в полукольцо, защищая свою хозяйку с тыла.

Мы насчитали девять досей.

— Их бывает и больше, — сообщил Володя, обратив внимание, что мы считаем, и добавил: — Когда человек около них окажется зимой, он непременно оставит им либо кусок тряпки, либо кусок оленьей шкуры, чтобы они могли прикрыть себя от холода. Наши старики считают их живыми. Они живые, но голые, и им холодно и голодно. Они дети Холой, так считают наши старики, и если их не подкармливать, не одаривать, то их матка рассердится на людей и перекроет пути в тайге и на реках, отпугнет рыбу и дичь от охотников.

Володя произносил слова несколько равнодушно и даже с улыбкой, как бы извиняясь за своих стариков, которые верили в подобную чепуху.

Тут я решился задать явно непростой вопрос:

— А когда тебе по пути попадаются Холой и доси, ты их не кормишь, не одариваешь?

— Ну почему же. И кормлю, и одариваю, что мне жалко, что ли? Но я не верю, — понял смысл моего вопроса Володя и продолжил: — Необязательно верить, чтобы делать, как заведено у нас.

Дальше разговаривать на такую тему я счел малополезным, понимая что фетишизация объектов самой природы и созданных руками человека предметов слишком давняя традиция, чтобы покончить с ней в один момент. В общем-то такой ответ стоил больше, чем иногда встречающееся среди городской интеллигенции «приобщение к вечному» — крещение, отпевание близких и т. п. — по принципу: «на всякий случай… а вдруг там что-то есть?!»

— Володя, — решила Женя переменить тему разговора, — а в вашей семье есть алэлы?

— А то как же, — невозмутимо ответил Володя, — конечно, есть. Раньше, когда кто-то отделялся от семьи и заводил новую и оказывалось, что у него нет алэла, ему делали его старики. Как же без алэлов, без этих старушек, помогающих по хозяйству, берегущих добро и здоровье семьи.

И опять тон обычный, правда, уже не равнодушный, а скорее утвердительный.