Шербурские зонтики для «Адмирала Сенявина»

Главстаршина Александр Симушкин, которого в команде звали кратко: «Сима» – дальневосточная рыба из породы лососевых – а непосредственное командование после Ляошаня, бывшего Порт-Артура в шутку и полувсерьез – «китайцем», в церемонии встречи и торжественном построении не участвовал. По той причине, что не был приписан к кораблю и вообще никому на этом корабле не подчинялся, да к тому же в его «командировки» в белой парадной форме обычно не отправляют. Он сидел за парапетом кормовой спаренной зенитной установки и оттуда сверху, невидимый с берега, наблюдал за копошившимися на нем французами, высматривая особ противоположного пола, которых, по его мнению, там было маловато. Разочарованный тем, что они пришли «туда», где не «много женщин и вина», как в знаменитой морской песне про похождения то ли русских, то ли французских моряков то ли в Кейптаунском, то ли в Неапольском порту, в зависимости от того, кто поет эту песню, Сима в досаде покрутил штурвальчики, наводя спаренные стволы на нависшую по левому борту громаду французского авианосца «Клемансо».

На берег ему не светило. Вчера перед отбоем замкомандира по политчасти капитан II ранга Стеблов, лично обходя кубрики и вахтенных, зачитывал с командирами боевых частей списки тех счастливчиков, кто подлежит увольнению на берег, с кем из старших идет и монотонно с особистским придыханием бубнил про «честь советского матроса», про «руссо туристо облико морале», чем зашугал бедную матросню до предела. Сима повернулся, крутнувшись на стальном сидении, к корме крейсера, где началось построение групп моряков, которые должны были посетить с экскурсией легендарные гавань и город Шербур. Старшие групп придирчиво осматривали внешний вид матросов, проводили последний «предполетный» инструктаж, рядом с вахтенным, естественно, находился капитан II ранга Стеблов, дававший последние напутствия увольняемым. Первые группы уже начинали покидать крейсер, но еще раньше на берег выскочил корабельный пёс Орион, который сразу же начал обнюхивать и метить иноземную территорию. Взгляд Симы машинально задержался на высокой, несколько грузноватой фигуре знакомого офицера, внешний вид которого показался ему, Симе, комично-щеголеватым. Это был лейтенант медицинской службы Крайний, живший с ним в одной каюте. К увольнению на берег этот «бравый лейтенант» начал готовиться еще вчера. У него, конечно, была одна весьма существенная для данного мероприятия проблема. «Партизан» доктор Крайний, волею обстоятельств и кадровой политики Тихоокеанского флота призванный на двухнедельные сборы вдруг, из-за отсутствия самого попавшего под нож с аппендицитом штатного хирурга крейсера ушел в автономное плавание аж на три месяца. Док с вечера бегал по офицерам, умоляя «пожертвовать» ему белые брюки и китель, и, в конце концов, он выменял белую парадку у примерно схожего с ним по комплекции капитан-лейтенанта Штанько за два литра «шила», однако белые туфли подходящего размера так и не нашел. Он думал, что такая экипировка для него сойдет, но, увидев на утреннем построении выпученные на его черные ботинки при белой парадной форме глаза командира крейсера «капраз» Вольского, стыдливо ретировался, и теперь с вожделением смотрел на берег, где в белых штанах и белых ботинках щеголяли почти все французские военные. «Ну прямо как Рио-де-Жанейро», – подумал Крайний и в голове одессита, неведомым путем попавшего в Сахалинский порт Маока (по-нашему Холмск) с целью сбить деньжат на счастливое одесское будущее, начала складываться хитроумная комбинация. Как раздобыть белые французские туфли, пусть не как аксессуар костюма от Живанши, но хотя бы как добротный товар современных французских маркитантов, ему подсказал подзабытый уже опыт фарцовочных операций молодости. Тогда самым ходовым товаром для «чейнджа» считались обычные советские часы. Док подхватил под руку ст. фельдшера мичмана Первелова, своего зама по зубодерке, который увольнялся на берег в числе первых групп.

– Павел Александрович, голубчик, – ласково завел он: – у меня к тебе просьба. Ты не мог бы в качестве французского сувенира обменять ихние белые парусиновые туфли на мои часики?

– Дык как же я их пронесу – туда ни с чем, а оттуда..?