Шеридан

Фокс и итальянским. Встав из-за карточного стола, за которым он в упоении азарта играл в «фараон», Фокс безмятежно погружался в чтение Данте, Ариосто и Тассо либо штудировал Гвиччардини и Давилу[40]. Из всех итальянских поэм он больше всего любил «Неистового Роланда». «Заклинаю тебя, — писал Фокс своему другу Фицпатрику, — учи поскорее итальянский, чтобы читать Ариосто. Насколько я понимаю, на итальянском языке написано больше истинно поэтических произведений, чем на всех других языках, вместе взятых. Поспеши прочесть все эти вещи, дабы стать достойным собеседником просвещенных христиан».

Фокс посетил Вольтера на его вилле у Женевского озера. Старец принял гостя весьма любезно, угощал его шоколадом и даже взял на себя труд рекомендовать ему некоторые из своих писаний, противоборствующих влиянию религиозных предрассудков. «Вот книги, — сказал ему патриарх, — которые следует взять на вооружение».

Фокс любил прогулки, физические упражнения и много двигался даже после того, как очень располнел. Он прилагал большие усилия, чтобы овладеть актерским мастерством, стал превосходным актером-любителем, и долгое время игра на сцене оставалась одним из любимых его развлечений. Его отец, лорд Холланд, воспитывал своих детей в духе полного пренебрежения нравственностью. К сожалению, дети усвоили его уроки, и Фокс с ранних лет приобрел привычки повесы и мота. В юности он отдал щедрую дань щегольству и был признанным законодателем мод среди франтов-макарони. После поездки в Италию Фокс вместе со своим кузеном отправились на почтовых из Парижа в Лион затем лишь, чтобы выбрать выкройки для камзолов. В Лондон он явился в ботинках на красных каблуках и в парике, напудренном синей пудрой. Иной раз он и в палату общин приходил в шляпе с пером.

На протяжении четырех лет Фокс с большим постоянством предавался азартной игре по крупной. Так, хотя его собственные лошади редко оказывались победителями, Фокс удачливо играл на скачках и в 1772 году, например, выиграл 16 тысяч фунтов на одном заезде. Играя в карточные игры, требующие умения, такие, как вист и пикет, он чаще всего оставался в выигрыше. Зато проигрыши в азартные карточные игры довели его до полного разорения, причем «невероятное, постоянное и беспримерное везение» обыгрывавших его партнеров, по-видимому, являлось результатом жульничества. Чтобы заплатить свои карточные долги, Фокс вынужден был прибегать к услугам евреев-ростовщиков. У него имелась на этот счет своя теория: деньги — это товар, и, как всякий другой товар, их можно всегда приобрести, уплатив соответствующую цену. При осуществлении этой теории на практике Фокс обнаружил, что, уплатив требуемую цену, он стал нищим. Испытывая летом 1773 года острые денежные затруднения, он счел за благо довериться авантюристке, некой миссис Грив, пообещавшей сосватать ему невесту с 80 тысячами фунтов стерлингов приданого. Авантюристка уверила Фокса, что в него влюблена мисс Фиппс, богатая наследница из Вест-Индии. Стоило свахе сказать, что мисс Фиппс не любит брюнетов, как Фокс тут же согласился пудрить волосы и брови белой пудрой. Но богатая наследница оказалась мифом. В том же году жена его старшего брата произвела на свет сына, и ростовщики отказали Фоксу в дальнейшем кредите. «Сынок моего брата Стивена, — шутил Фокс, — это второй Мессия, рожденный на погибель иудеям».

Но и в выигрыше, и в проигрыше, и в таких обстоятельствах, при которых другие молодые франты наложили бы на себя руки, Фокс не терял ни сна, ни аппетита, ни привычного остроумия. В 1781 году он выиграл в карты, вместе с другими банкометами, 70 тысяч фунтов, спустил весь выигрыш на скачках в Ньюмаркете и охарактеризовал свое финансовое положение как «на 30 тысяч фунтов хуже, чем ничего». Сплошь и рядом он нуждался в мизерных суммах, и в том же 1781 году по постановлению суда были распроданы с молотка его книги. К своим проигрышам Фокс относился с полнейшей невозмутимостью. Когда ему случилось проиграть за один присест все свое состояние до последнего пенни, он, выйдя из-за карточного стола, погрузился в чтение Геродота. Иной раз он после крупного проигрыша тут же забывался крепким сном. Тем более похвальной — в свете этих финансовых затруднений — представляется верность Фокса своей партии. Он оставался убежденным противником американской войны и не изменял своим принципам ради получения доходной должности.

Фокс любил популярность, как никто другой, но считал унизительным домогаться ее недостойными средствами. При этом он был крайне застенчив. Когда вся публика первого театра Парижа встала, приветствуя его, он, засмущавшись словно девица, забился в глубь ложи. Мадам де Рекамье, красивейшая из тогдашних красавиц, с большим трудом уговорила его совершить с ней прогулку в коляске, дабы дать парижанам возможность увидеть знаменитого англичанина, являвшегося наряду с нею предметом их горячего поклонения. А однажды вечером в Воксхолле его совершенно одолели зеваки, повсюду следовавшие за ним по пятам. В подобных случаях застенчивость делала его неловким.