Шеридан

Впрочем, мнения бывают разные. В разговоре с сэром Уолтером Фаркхаром Джордж Селвин заявил: «Гений — понятие неопределенное. Я не считаю человека действительно способным, если он не достиг той цели, к которой стремился, неважно, на каком поприще. Возьмем Чарлза Фокса. У него было три страсти: азартная игра, политика, женщины. Он с головой ушел в игру и почитал себя умелым картежником, но просадил в карты огромное состояние, едва достигнув совершеннолетия. Его заветной целью была власть, но ему ни разу не удавалось удержать ее хотя бы на год. Он мечтал блистать в свете как галантный обольститель и женился на шлюхе».

3

 Ни способности, ни даже голоса избирателей погоды в политике не делали; политика зиждилась на коррупции и покровительстве. С 1688 года у кормила правления Англии стояли представители знатных вигских семейств, для которых государственная власть была не более как средством получения доходных должностей для себя и для своих родственников. Должности переходили от отца к сыну, словно дело касалось не политики, а портняжного ремесла. Посты и теплые местечки раздавались по возможности на семейной основе, а в случае необходимости предоставлялись в виде взятки.

Крупных партий фактически не существовало, были лишь их осколки — клики сторонников и противников короля, группировавшихся вокруг того или иного политического патрона. Не заболей Чэтам подагрой, может, и не было бы никакой американской войны. Но разыгравшаяся у Чэтама подагра дала возможность проявить себя всем политическим атомам[42], и они резво забегали туда и сюда, тяготея либо ко двору, либо к семействам, готовым платить за услуги. Ведь если политический претендент на должность Чэтама не окажется ставленником короля, то, значит, он будет креатурой Гренвиллов или Рокингемов, Графтонов или Ричмондов, Ратлендов или Бедфордов, Бентиков или Кавендишей.

На политическую авансцену вышли двое давнишних сподвижников Чэтама: друг короля лорд Норт, добродушный, приятный в обхождении, готовый всех примирить, и лорд Шелберн.

Секрет влиятельности Норта как министра заключался не в заискивании перед королем, а в исключительно тактичном обращении с палатой. Норт обладал на редкость грубой, неказистой, непривлекательной наружностью. Большие, постоянно вращающиеся глаза навыкате (притом крайне близорукие), огромный рот с толстыми губами и надутые щеки придавали ему сходство со слепцом трубачом. Но за этой топорной внешностью скрывалось много полезных талантов. Норт отличался остроумием, дружелюбием и крепким природным здравым смыслом. Самым большим его пороком была лень, самым серьезным недостатком — нерешительность. Он вел себя одинаково нерешительно и на светских и на политических сборищах. Тем не менее он повсюду был желанным гостем.

Никогда еще слово «джентльмен» не употреблялось так часто и в таком похвальном смысле, как употреблялось оно применительно к лорду Норту и ко всему, что бы он ни говорил и ни делал в палате общин. Стараясь побороть стихию болезненной обидчивости, которая овладела тогда парламентариями, Норт однажды заявил: «Один из членов этой палаты, коснувшись в своей речи моей персоны, назвал меня «этой тумбой, что зовется министром». Спору нет, — продолжал Норт, похлопывая себя по плотным бокам, — действительно тумба. Следовательно, упомянутый член, назвав меня тумбой, не погрешил против истины, и мне не на что обижаться; но сказав «эта тумба, что зовется министром», он наделил меня прозвищем, которое сам бы хотел носить больше всего на свете, и поэтому я воспринял его слова как комплимент».

Во время заседаний в палате Норт часто прикладывал к лицу платок. Как-то раз после утомительно длинных дебатов кто-то упрекнул его: «Боюсь, милорд, вы проспали дискуссию». «Увы, не проспал», — последовал ответ.

Подобные добродушные остроты сыплются из него как из рога изобилия. После своей отставки он должен был бы уйти с политической арены. Есть такие вещи, которые можно оправдать, но нельзя одобрить. Коалиция его светлости лорда Норта с мистером Фоксом принадлежит к их числу.