Шериф

[2] Город-крепость Коулун — в прошлом плотнонаселённое, практически не управляемое правительствами поселение в Коулуне, Гонконг. Первоначально на его месте находился китайский военный форт. В 1987 году там, на территории 2,6 га, проживало 33 тыс. человек. В начале 1990-х годов численность населения оценивалась в 50 тысяч, то есть его плотность достигала двух миллионов человек на км.

[3] Лаовай — (может быть пренебрежительным понятием) иностранец, человек из другой страны, чаще — европейской внешности, который не понимает или плохо понимает по-китайски и с трудом ориентируется в обычаях и порядках повседневной жизни Китая.

[4] — Вы говорите, что мировой океан поднимается, как будто мне не насрать

— Вы говорите, что всему миру наступает конец, дорогуша, он уже наступил.

Bo Burnham — All Eyes on Me.

[5] Художник — Brent Hollowell.

Глава 31

— Ну естественно, — вздыхаю я на ходу. — Если где-то не полыхает пожар, дай пять минут, займётся.

— Может, это ты их притягиваешь? — с сарказмом бросает Накомис и чуть бледнеет при виде моей отрастающей руки.

— Или вселенский заговор, чтобы не дать мне почилить у бассейна с холодным пивом.

— У нас нет бассейна, — щурится полицейская.

— Видишь, ещё одна недоработка. Кстати, где наш главный поставщик пива?

— Тай гоняет Гидеона на площадке.

Мы выходим на улицу, и я не могу удержаться от вопроса.

— У нас есть площадка?

— Теперь есть.

Кликаю на пульт, призывая мотоцикл, и запрыгиваю на него. Через миг сзади садится Накомис.

— Они ушли в ту сторону, — взмах вперёд и направо. — Что у тебя с рукой?

— Чистил щеподробилку и слегка зажевало.

— Что, в испытании было всё настолько плохо?

Газую и спрашиваю:

— Ваалис не рассказал что ли? Драгана отправляла сообщение.

— Нет, ты ж его знаешь. Себе на уме. Мог бы и сам весточку послать. Мы все переживали за вас.

— Как только мы вошли внутрь, сразу потерял троих, включая Бранои.

— Чёрт, Счастливчик!.. — искренне расстраивается индианка.

— Кое-как оторвались от громадной летающей хрени. Спрятались. Потом долго и нудно зачищали парк. Наконец, сегодня прирезали того гада, но и сами чуть не померли.

Мы вылетаем за пределы города и несёмся по пересечённой местности. Подвеска Бахамута достойно выдерживает это испытание. Нас если и потряхивает, то довольно слабо.

— Где там этот недоумок? — бросаю я через плечо.

— Ещё три километра, — сверившись с Картографом отвечает спутница.

— Почему так уверена?

— Он успел скинуть координаты. Как начались нападения на наших охотников, мы обеспечили каждую группу комплектом из Трансивера и Картографа.

— За чей счёт такой банкет?

— Частично налоги, частично мы с Николаем скинулись. Людей убивали, надо было что-то делать.

— Отличная мысль. Вы молодцы.

Стальной конь взлетает на очередной пригорок, и нашим глазам открывается небольшое ущелье. Возможно, русло высохшей реки. Здесь коричнево-красные камни соседствуют с кактусами и редкой травой.

Тела двоих людей распростёрлись в лужах крови и не двигаются. Третий, явно раненый, засел позади крупного валуна и пытается отстреливаться от наседающей на него группы, что столпилась возле очередной ржавой тачки прямиком из Безумного Макса.

Мне всё сильнее хочется познакомиться с чокнутым гением, который клепает этих монстров.

При виде нас противник даёт очередь из всех стволов, заставляя защитный барьер вокруг мотоцикла сгуститься. И поняв бесполезность, решает отступить. Ублюдки моментально ныряют обратно в своего франкенштейна и дают по газам. С чернейшим дымом из выхлопной трубы и стучащим попёрдыванием машина устремляется прочь из ущелья.

— Займись раненым, — кричу я полицейской. — На мне тарантас.

— Окей!

Притормаживаю буквально на миг, давая Накомис спрыгнуть и мгновенно выкручиваю до отказа рукоятку газа. Двигатель мурлыкает чуть громче, но всё так же депрессивно-тихо. Из-под колёс летит земля, песок и щебёнка.

Бахамут прыгает вперёд, и уже через десяток ударов сердца я вишу на хвосте улепётывающих бандитов. Станковый пулемёт уже повёрнут в мою сторону и выпускает солидную очередь, не жалея патронов.

Пули трескуче свистят, разбиваясь о барьер стальной лошадки, а меня разбирает злость. Стоило уехать на два дня из форпоста, как всё начало разваливаться, и какие-то охеревшие ушлёпки открыли охоту на моих людей. Моих!

Кот из дома — мыши в пляс? Да? Нет уж, вы нихрена не угадали.

Без раздумий жму на кнопку, и пулемёты, встроенные в транспорт отвечают своему более корявому собрату. Пули рвут это ржавое корыто насквозь, стрелок в кузове сгибается, перебитый на уровне пояса. С хлопком взрываются покрышки. Под крики страха и злости машина подскакивает и идёт кубарем. Один из пассажиров вылетает в окно, сносит кактус и с влажным хрустом остаётся на поверхности торчащего из земли камня.

Грохочущая масса ржавого железа в последний раз ударяется о землю и застывает на миг торчащим гробом. Миг, и машина падает на крышу, издавая пронзительное дребезжание.