Шериф

    Солдат не ожидал удара в спину, а тот, что лишился руки, хотя и видел, как женщина направляется с мечом к его командиру, почему-то не подал никакого сигнала — видать, слишком занят был своею болью или просто очумел от потери руки и перестал ясно соображать.

    Удар был неловким и несильным, хотя женщина всем весом навалилась на меч, когда обрушила его на врага, так что особого вреда старшему он не принёс — кое-как пробив кожаный нагрудник, войлочную подкладку, шерстяную кофту и нательную рубаху, меч лишь чуть надсёк мышцы. Зарычав, солдат развернулся, взмахнул мечом.

    Коддел воспользовался заминкой и ринулся вперёд, чтобы успеть, прежде чем меч опустится на женщину, которая, нанеся удар, замерла с открытым ртом и во все глаза смотрела на человека, которого только что пыталась убить, и губы её дрожали — кажется, она снова готова была зарыдать. Меч Коддела опустился на шею командира, но и тот успел нанести удар, так что повалились в снег они с матерью Дрифа одновременно.

    В то же мгновение два меча с разных сторон обрушились на Коддела. Один соскользнул по медному оплечнику и лишь вспорол кожу на предплечье, второй, рубанув поперёк спины, отбил дыхание, прорубил нагрудник, добрался до тела, льдянисто обжёг плоть.

    Всё закончилось довольно быстро. Развернувшись и прикрывшись щитом от удара одного, Коддел ткнул мечом в пах другого и тут же, присев, ударил первого снизу вверх в живот. Пока солдат падал, Коддел снова обернулся ко второму, который стонал, зажимая кровоточащую промежность, и срубил бедняге голову.

    Постоял глядя на место схватки, на солдата, что пытался с одной рукой взобраться на лошадь и удрать. Потом подошёл и опустился рядом с матерью Дрифа. Женщина была мертва. В разрубе черепа скопилась лужицей и остывала густая кровь.

    Оставался от этой семьи ещё один человек — человечек, — которого Коддел не мог оставить здесь просто так и уехать. Ему не было никакого дела до этой больной девчонки, которой, может быть, и жить-то осталось всего ничего, но бросить её он не мог, тем более после того, как стал причиной гибели всей её семьи. Именно так: Коддел считал себя виноватым в смерти этих людей.

    Вздохнув и с досадой покачав головой, Коддел вошёл в дом. На этот раз он забыл как следует пригнуться, да и боль в спине мешала, так что наверняка ссадил бы затылок, если бы не шапка на голове.

    — У тебя есть во что одеться? — спросил он девочку, которая в выжидающей позе сидела на лежаке, сложив на коленях руки.

    Она пожала плечами и кивнула на кучу каких-то обносков в ногах своей постели.

    — Угу… — кивнул Коддел. — Собирайся, мы уезжаем.

    — Куда?

    — Далеко.

    — А мама?

    — Мама… Солдаты убили её.

    Лицо Конни застыло на минуту, но ни единой слезинки не скатилось по её бледным впалым щекам. Казалось, она давно смирилась с тем, что ничего хорошего в её жизни случиться не может и любое происшествие обязательно закончится плохо.

    — Я, кажется, ранен. Поможешь мне? — сказал Коддел, чтобы как-то отвлечь её. — Ты не боишься крови?

    — Нет.

    Он дал ей комок корпии, которую всегда имел при себе, и несколько полос чистой ткани, разделся, и она, то и дело заходясь в кашле, помогла ему обиходить рану на спине. После чего, пока он занимался рукой, она собралась, уложила в котомку всё, что нашлось в доме съестного, выгребла уже припрятанные матерью деньги, что привёз Коддел. По-хозяйски осмотрела комнатёнку: не забылось ли чего. Бросила взгляд на овец и козу.

    — А они как же?

    Одевавшийся Коддел пожал плечами:

    — Не думай о них. Кто-нибудь заберёт. Желающих, я думаю, будет много.

    — Хорошо.

    — Готова?

    — Да.

    И они тронулись в путь. Конни едва взглянула на мать, лежащую посреди двора на снегу, с головой в ореоле красного цвета, и не выразила никакого желания попрощаться с нею. С одной стороны, Коддел был готов восхититься девочкой, которая так стойко перенесла гибель своих родных, а с другой — сердце его царапнуло холодком: уж слишком равнодушно отнёсся этот ребёнок к смерти матери. Коддел в её возрасте не был столь твёрд духом.

    — Ну что ж… — произнёс он, — чтобы избавиться от зябкого чувства почти что неприязни к девочке, — надеюсь, завтра мы будем на месте.

    — Ага, — с тем же безразличием отозвалась сидевшая впереди Конни и закашлялась.

Эпилог

    В те времена и в тех землях редко какая история, как и редкая жизнь, хорошо начиналась или хорошо заканчивалась. История шерифа Коддела тоже не имеет того счастливого финала, которого он, быть может, заслуживал.

    Понимая, что фурст Бэлдуолф не станет выгораживать своего подданного — даже и шерифа — не захочет портить отношения с фурстом Рафтопом, Коддел не вернулся домой. Он отвёз Конни своей матери в Лоттерфолд, что южнее Гиннлема, где старушка доживала свои дни, состоя дамой при юной фурстнис Балтон. А сам подался на север, подальше от владений, где его хорошо знали слишком многие.