Шерхан

Самоуспокоение, привычный запах медикаментов, тиканье приборов, прохлада инструментов — помогли собраться, отстраниться от реальности за дверью. Лера уже была под наркозом. Бледная, но красивая даже на операционном столе под одноразовой простынкой. Аппарат ктг показывает нам, что внутри нее еще бьется второе сердечко, неровно, с перебоями, но ребенок жив.

Молюсь. Молюсь ради Яра, чтобы все обошлось, чтобы случилось чудо, которое иногда бывает в медицине. Я не верю в эти вещи, но, делая надрез скальпелем, всей душой желала случиться невозможному. Пусть все останутся живы. Даже имя мальчику будет дано без вариантов: Богдан. Богом данный. Только бы сумел этот маленький человечек выжить, ибо я с ужасом представляла, что будет с Ярославом. Он… просто упадёт в темную пропасть, позволив всем своим внутренним демонам, нечисти вылезти наружу. Я чувствовала, что именно так и случится, если вдруг исход будет не совсем счастливый.

Совсем крошка. Глазами провожаю маленькое тельце, которое передают из рук в руки. Неонатологи, реаниматологи сразу же столпились возле малыша, делают все необходимые манипуляции, чтобы помочь ребенку выжить. Я на автомате зашиваю Лерин живот, мысленно успокаивая себя тем, что матка целая, она сможет еще пару раз родить, если вдруг…Если вдруг они захотят еще ребенка или двух. Отгоняю плохие мысли, а сердце тревожно сжимается, за спиною обеспокоенный шепот, мне хочется обернуться и посмотреть, что происходит.

Последний стежок, срезаю нитку, позволяю операционной медсестре уже доделать мелочи, типа повязки на живот, снятие проводков аппарата сердцебиения.

— Ну, что? — мне страшно, но я храбро подхожу к Вере Григорьевне, лучшему детскому врачу не только в больнице, но и в городе. Она прикрывает пеленкой ребенка, стягивает маску к подбородку и сочувственно на меня смотрит.

— Ничего. Слишком рано.

— Совсем ничего? Может быть…

— Лен, без может быть. Мои соболезнования родителям. Я так понимаю, ты их знаешь.

— Знаю, — вскидываю на нее испуганно глаза, осознаю, что именно мне предстоит сообщить Яру эту новость. Меня понимают без слов.

— Мне сказать?

— Нет, я сама, — кусаю губы, смотрю на пеленку, под которой лежал неподвижный маленький комочек несостоявшегося счастья моего любимого человека. Я ощущала его боль, его опустошенность, потерю. Я понимала, что все летит к чертям, что прежнего Яра уже не будет, а нового я еще не знаю. Стискиваю зубы, чувствуя влажность на своих щеках, вкус крови во рту. Мне безумно жаль этого малыша. Жаль. Его даже не похоронят, ибо по весу напишут, что произошел выкидыш, не дадут официально имя, не зафиксируют ни в одном документе, будет просто выписка.

Не спешу покинуть операционную, Леру уже увезли в реанимацию, тело ребенка забрали в морг на вскрытие. Я еще не знаю, что буду говорить Яру, какие слова правильно подобрать, какой интонацией все ему сообщить.

Выхожу, направо-вход посторонним запрещен, налево — обычно под дверью сидят родственники в ожидании. Мне страшно, мне ужасно боязно открывать дверь, будто за нею не человек сидит, а чудовище. Страшное чудовище.

В коридоре темно, за окном тоже стемнело. Никого из персонала не было, от этого понимания по позвоночнику прошел озноб. Чувствую себя героиней какого-то триллера. Только от знания, что в коридоре стоит всего одна кушетка, что скорей всего Яр находится там, я не закричала на всю больницу, увидев, как из тьмы на свет выходил Ярослав. Символично. Он попадает в полоску света, который падает от уличного фонаря. Содрогаюсь от ужаса, сжимая пальцы до хруста перед собою. Он бледен, глаза лихорадочно блестят, от него как будто веет замогильным холодом, словно сын самой Смерти.

Облизываю пересохшие губы, пытаясь собраться с мыслями, но ни черта не получалось. Все, что я обычно говорю в таких случаях, звучит слишком сухо и официально, подобрать слова без жалости — невозможно.

— Лера? — Яр первый нарушает затянувшееся молчание.

— Все хорошо. Операция прошла без осложнений, сегодня она в реанимации, завтра переведут в палату, сможешь навестить.

— Ребенок?

— Сочувствую… — произношу шепотом, он заметно вздрагивает, словно я его ударила в солнечное сплетение, отшатывается. Зрачки полностью делают глаза черными, они медленно начинаю звереть.

Кричи! Плачь! Ругайся! Проклинай! Только не молчи, прошу тебя! — мысленно взмолилась к сознанию Ярослава, наблюдая, как он медленно возвращается в темноту, я не смела переступить черту, которую он провел между собой и всем остальным миром. Я вижу его силуэт на фоне окна. Слышу удар. Вздрагиваю, начинаю считать: один, два, три… Не выдерживаю, срываюсь с места, но меня кто-то перехватывает за руку. Оглядываюсь через плечо. Рядом стоит незнакомый мужчина в костюме. Он качает головой, идем сам к Ярославу.

— Уйди! — слышу глухой голос Яра.

— Ярослав, послушай меня…

— Не хочу! Просто уйди, все что ты мог сделать, ты сделал!

— Ярослав!

— Уйди по-хорошему, обещаю, что не грохну тебя, но и впредь не подходи ко мне!

— Ярослав, это не я…