Шерли

Она отдалилась от мисс Килдар, не решаясь встречаться с ней в присутствии утонченных родственников, а суматоха, вызванная их приездом, отпугнула ее от Филдхеда, и теперь Каролина вновь осталась одна в унылом сером доме при церкви. Утром она гуляла по уединенным тропам, длинные скучные дни проводила в тихой гостиной, куда солнце не заглядывало уже после полудня, или шла в беседку, где оно светило ярко, но печально на спеющие ягоды красной смородины, перевесившейся через шпалеры, и на бледные китайские розы, что обвивали решетку. Солнечные лучи проникали сквозь листву и ложились пестрым узором на белое платье Каролины, которая сидела неподвижно, точно мраморная статуя. В беседке мисс Хелстоун читала старые книги из библиотеки дяди. Греческого и латинского она не знала, а легкое чтиво располагалось в основном на полке, которая когда-то принадлежала ее тетушке Мэри. Там стояли несколько старых дамских журналов, в свое время совершивших вместе со своей владелицей морской вояж, перенесших шторм и потому со следами брызг соленой воды; несколько совершенно безумных методистских сборников, чьи страницы заполняли всякие чудеса, видения, зловещие сны и оголтелый фанатизм; такие же сумасшедшие «Письма миссис Элизабет Роу от мертвых к живым» и чуть-чуть старой английской классики. Из этих увядших цветов Каролина выпила весь мед еще в детстве, и теперь они казались ей безвкусными. Порой для разнообразия, а также ради благого дела, она шила одежду для бедных по просьбе мисс Эйнли. Когда Каролина грустила и ее слезы медленно капали на скроенное и сметанное этой добродетельной женщиной платье, она спрашивала себя: как хватает мисс Эйнли сил всегда оставаться безмятежной и спокойной в своем одиночестве?

«Мне не доводилось видеть мисс Эйнли удрученной или в отчаянии, – думала Каролина, – хотя ее дом так мал и убог, а у нее самой нет ни светлой надежды, ни близкого друга в этом мире. Правда, помню, однажды она сказала, что приучила свои мысли обращаться только к Небесам. Мисс Эйнли признала, что у нее нет и почти не было радостей в этой жизни, и, наверное, она ждет блаженства в ином мире. Так же думают монахини в прямых, как саван, одеяниях, запертые в тесной келье с железным светильником и узким, похожим на гроб ложем. Мисс Эйнли часто говорит, что не боится смерти, могила ее не страшит, как не страшила Симеона Столпника[85], когда тот стоял на вершине своего столпа посреди ужасной пустыни, и как не страшит индийского отшельника, который укладывается на постель, утыканную острыми железными шипами. Они оба совершили насилие над природой, извратив собственные понятия приятного и неприятного, и приблизились к смерти. А вот я боюсь смерти, наверное потому, что еще молода. Будь у бедняжки мисс Эйнли чуть больше радостей, она тоже бы цеплялась за жизнь. Все-таки Бог создал нас и подарил нам жизнь не для того, чтобы мы жаждали смерти! Я верю всем сердцем, что мы должны ценить жизнь и наслаждаться ею, пока живы. Жизнь не должна быть бесполезным, унылым и бледным существованием, которое влачат многие и каким она становится для меня».

«Я знаю, никто не виноват, что мир так устроен, – размышляла Каролина. – И сколько бы я не думала, как изменить его к лучшему, ничего не идет в голову. Я только чувствую: где-то что-то неправильно! Я верю, что у одиноких женщин должно быть больше возможностей найти себе занятия интереснее и полезнее, чем то, что они находят сейчас. Уверена, Бог не сердится на меня за подобные мысли, ведь я не святотатствую, не ропщу, не богохульствую и не выказываю нетерпения. Я утешаю себя тем, что Бог внимает многим жалобам и стенаниям и сострадает им, тогда как человек не хочет их слышать и только хмурится в бессильном презрении. Я говорю в «бессильном», поскольку не раз видела, как общество под страхом всеобщего презрения запрещает упоминать о своих язвах, которые не может исцелить, однако это презрение – лишь украшенный блестящей мишурой покров, скрывающий отвратительное уродство. Люди не любят, когда им напоминают о болезнях, которые они не хотят или не могут излечить сами. Подобное напоминание заставляет их ощущать собственную беспомощность или, что еще хуже, вынуждает предпринимать неприятные усилия, нарушает мирное течение жизни и порождает недовольство собой.