Наконец мисс Килдар протянула мне руку. Впервые мне захотелось обнять ее и поцеловать. Я схватил ее ладонь и покрыл поцелуями.
«Когда-нибудь мы снова будем друзьями, – сказала мисс Килдар, – но только когда вы научитесь правильно понимать мои слова и поступки и не будете истолковывать их столь превратно. Возможно, время даст вам ключ ко всему, вы меня поймете, и тогда мы помиримся».
Последние слезинки скатились по ее щекам, и она смахнула их.
«Мне так жаль, что это произошло! Так жаль!» – всхлипнула она.
Видит Бог, я сожалел еще сильнее. На том мы и расстались.
– Странная история! – заметил мистер Йорк.
– Я никогда больше не повторю подобной ошибки! – воскликнул Мур. – Ни за что в жизни не заговорю о женитьбе с женщиной, если не буду ее любить. Отныне пусть кредиты и торговля сами заботятся о себе. Банкротство мне тоже не страшно: я избавился от рабского страха перед разорением. Стану упорно работать, терпеливо ждать и переносить невзгоды. А если случится самое худшее, мы с Луи бросим все и эмигрируем в Америку, мы уже решили. Ни одна женщина больше не взглянет на меня так, как смотрела мисс Килдар; ни одна не будет презирать меня столь сильно, и ни перед одной женщиной мне не придется стоять таким дураком и негодяем, такой бесчувственной скотиной!
– Было бы из-за чего убиваться, – усмехнулся Йорк. – И все же, признаюсь, я удивлен. Во-первых, тем, что она тебя не любит, а во-вторых, тем, что ты не любишь ее. Вы оба молоды, красивы, у обоих в достатке и ума, и характера. Что же помешало вам договориться?
– Мы никогда не понимали друг друга и не сумели бы понять. Могли восхищаться друг другом на расстоянии, однако стоило нам сблизиться, как мы начинали раздражаться. Однажды я сидел в гостиной и наблюдал за мисс Килдар: она расположилась в противоположном углу комнаты в компании своих верных поклонников, с которыми всегда так мила, весела и красноречива. Там находились и вы с мистером Хелстоуном. Тогда я видел ее во всем блеске красоты и естественности, прелестную, как никогда. В то мгновение она казалась мне изумительно красивой – она действительно восхитительна, когда ее настроение под стать роскошному наряду. Я подошел поближе, полагая, что наше знакомство дает мне на это право. Присоединился к компании, привлек взгляд мисс Килдар и вскоре завладел ее вниманием. Мы разговорились, а остальные, видимо, решив, что ко мне относятся с особой благосклонностью, постепенно отошли и оставили нас одних. Думаете, мы обрадовались? Отвечу за себя: нет! С ней наедине я всегда чувствовал некую скованность, мрачнел и смущался. Мы говорили о делах и политике, и наши души ни разу не раскрылись в дружеской близости, а беседа не текла легко и свободно. Даже если мы и откровенничали, то это касалось дел торговых, отнюдь не сердечных. Ничто не пробуждало во мне теплых и нежных чувств, не заставляло стать благороднее и лучше. Мисс Килдар будоражила мой ум, обостряла проницательность, но не тревожила сердце и не горячила кровь. Причина вполне понятна: во мне нет того, что заставило бы ее полюбить меня.
– Все это весьма странно, дружище, – заметил Йорк. – Я бы посмеялся над тобой и над твоей глупой утонченностью, но раз уж ночь темна и мы на дороге совсем одни, я лучше расскажу тебе историю из своей жизни – вспомнил, пока слушал тебя. Двадцать пять лет назад я добивался любви одной прекрасной женщины, да только впустую. Она меня не полюбила. Я не сумел подобрать ключ к ее сердцу: для меня она осталась неприступной стеной без окон, без дверей.
– Но ведь вы-то любили ее, Йорк! Вы боготворили Мэри Кейв. Кроме того, вели себя как мужчина, а не как охотник за приданым.
– Да, я действительно ее любил. Тогда она была прекрасна, как луна, которой сегодня не видно. В наше время таких красавиц уж нет. Может, мисс Хелстоун еще чем-то на нее похожа, а больше никто.
– Кто на нее похож?
– Племянница этого чернорясного деспота – тихая изящная Каролина Хелстоун. В церкви я часто надевал очки, чтобы получше разглядеть эту девочку. У нее такие кроткие голубые глаза с длиннющими ресницами! Бывало, сидит в тени, неподвижная и бледная, и нет-нет да и задремлет от жары и духоты к концу проповеди – ну прямо статуя Кановы[120], не отличишь!
– Мэри Кейв тоже была такой?
– Да, только великолепнее. В ней не было ничего грубого, приземленного. Даже удивляло, что у нее нет ни крыльев, ни венца. Величавый кроткий ангел, вот какова была моя Мэри!
– Вы не смогли добиться ее любви?
– Нет, хоть я и старался изо всех сил, даже стоял на коленях, взывая к Небесам о помощи.
– Мэри Кейв была вовсе не такой, какой вы ее представляете, Йорк. Я видел ее портрет в доме Хелстоуна. Она не ангел, а просто красивая женщина с правильными чертами, довольно сдержанная и молчаливая. На мой вкус, она слишком бела и безжизненна. Впрочем, если предположить, что в жизни она выглядела лучше, чем…