Шерли

– Хайрам Йорк, я был уверен, что она меня любит. Видел, как ярко вспыхивали ее глаза, когда она замечала меня в толпе. Она вся пунцовела от смущения, подавая мне руку и спрашивая: «Как поживаете, мистер Мур?» Мое имя оказывало на нее волшебное действие. Стоило кому-нибудь его произнести, и она сразу менялась в лице, я это видел. И сама произносила его самым певучим голосом, на какой только способна. Она была со мной приветлива, интересовалась моими делами, тревожилась за меня, желала мне добра и пользовалась любой возможностью, чтобы мне помочь. Я не спешил – долго наблюдал, размышлял и сравнивал, а потом пришел к очевидному заключению: она меня любит! Я смотрел на нее, Йорк, – продолжил Мур, – и видел ее красоту, молодость и силу. Ее состояние помогло бы мне восстановить мою честь и финансовое положение. Впрочем, я и так ей благодарен: она уже раз существенно помогла мне, одолжив пять тысяч фунтов. Разве мог я забыть об этом? Усомниться в ее любви? Здравый смысл подсказывал мне, что надо на ней жениться. Как можно было пренебречь ее достоинствами, отказаться от заманчивого будущего, не послушать разумных советов, отвернуться от нее и бежать? «Моя благодетельница юна, мила, грациозна и влюблена в меня!» – повторял я себе вновь и вновь, с напыщенным самодовольством наслаждался этими словами, восхищаясь только собой и не ценя ее в полной мере. В глубине души я даже посмеивался над ее наивностью и безыскусностью, над тем, что она первая в меня влюбилась и не замедлила это показать… Послушайте, Йорк, вижу, у вашего хлыста крепкая, тяжелая рукоять: если хотите, размахнитесь как следует и выбейте меня из седла! Я заслуживаю хорошей трепки.

– Потерпи, Роберт! Подожди, пока взойдет луна, и я смогу тебя разглядеть. Лучше признайся: ты любишь ее или нет? Мне хочется знать, я очень любопытен.

– Сэр, я же говорю: она по-своему очень красива и привлекательна. Порой кажется, будто соткана из огня и воздуха; я стою и любуюсь ею, но мне даже в голову не приходит обнять ее или поцеловать. Выгода и тщеславие тянули меня к ней как магнитом, но я никогда не чувствовал, что нашел свою вторую, лучшую, половину. Когда у меня возникала подобная мысль, я отгонял ее и грубо говорил сам себе: «С ней ты будешь богат, без нее – все потеряешь». Я клялся, что буду прагматиком, а не романтиком.

– Весьма разумное решение. Что же тебе помешало, Роберт?

– С этим разумным решением я в один прекрасный августовский вечер приехал в Филдхед. Это было накануне моего отъезда в Бирмингем. Я решил наконец принять роскошный подарок фортуны и сообщил о своем приезде запиской, в которой просил повидаться со мной наедине. Мисс Килдар находилась дома, одна.

Она встретила меня безо всякого смущения, поскольку думала, что я заехал по делам. А вот я чувствовал себя неловко, хотя настроился весьма решительно. Уж не помню, как я все ей высказывал, помню только, что сразу взял быка за рога. Полагаю, это выглядело ужасно. Я сурово предложил ей себя, свою прекрасную персону, – разумеется, вместе со всеми долгами. Однако испытал горькое разочарование и пришел в ярость, когда она, не дрогнув, не покраснев и даже не потупив взор, ответила: «Боюсь, я вас не поняла, мистер Мур!»

И мне пришлось еще раз повторить свое предложение, растолковать ей каждое слово, пока до нее не дошел смысл сказанного. И что, вы думаете, она сделала? Вместо того чтобы пролепетать нежное «да» или хранить смущенное молчание (такое же красноречивое), резко встала, пару раз быстро прошлась по комнате, как умеет только она одна, и, наконец воскликнула: «Господь всемогущий!»

Йорк, я стоял у камина, прислонившись к каминной доске, и был готов ко всему, даже к самому худшему. Я уже понял свою участь, без объяснений. Ее вид, тон голоса говорили сами за себя. Мисс Килдар остановилась и посмотрела на меня.

«Господь всемогущий, – жалобно повторила она, и в ее словах прозвучало все: удивление, негодование, печаль. – Вы сделали такое странное предложение! Уж от кого-кого, а от вас я не ожидала. А если бы вы только знали, как странно говорили и как странно при этом смотрели, то сами бы удивились! Вы говорили не как влюбленный, предлагающий мне руку и сердце, а скорее как разбойник, который хочет меня ограбить».

Неприятные слова, мистер Йорк, не так ли? Но едва мисс Килдар их произнесла, сразу стало ясно, что это правда, какой бы неприятной она ни была, и в ней я, как в зеркале, увидел себя.

Я сердито посмотрел на нее, однако промолчал; ее слова разозлили меня, но в то же время пристыдили.

«Жерар Мур, – произнесла она, – вы знаете, что не любите Шерли Килдар!»

Я мог бы пуститься в обманчивые уверения, поклясться, что люблю ее, однако я не мог лгать, глядя в ее чистые глаза. Не желал стать клятвопреступником перед этим искренним созданием. Кроме того, все эти пустые клятвы оказались бы тщетны: она поверила бы мне не больше, чем духу Иуды, появись он перед ней из темноты. Ее женское сердце слишком чутко, чтобы принять мое грубоватое, несколько отвлеченное восхищение за подлинную страстную любовь.