Шерлок Холмс. Его прощальный поклон

– Я все вам расскажу. Негодяй повадился уничтожать под разными предлогами всякого, кто мог со временем сделаться ему опасным соперником. Мой муж (да, мое настоящее имя – синьора Виктор Дурандо) был послом Сан-Педро в Лондоне. Здесь мы встретились и поженились. Свет не видал человека благородней его. К несчастью, Мурильо прослышал о выдающихся качествах моего мужа и под каким-то предлогом вызвал его на родину, где его ожидал расстрел. Муж предвидел свою судьбу и отказался взять меня с собой. Имущество его было конфисковано, я осталась с жалкими грошами и разбитым сердцем.

Тиран пал. Как вы только что описали, он сумел бежать. Но многие из тех, чью жизнь он погубил, чьи родные и близкие претерпели пытки и смерть от его рук, не пожелали смириться. Они объединились в общество, которое не будет распущено, пока не достигнет своей цели. После того как мы обнаружили павшего деспота под маской Хендерсона, мне было поручено проникнуть к нему в дом и сообщать остальным о его передвижениях. Я смогла это сделать, устроившись к нему гувернанткой. Он и понятия не имел о том, что женщина, неизменно сидевшая напротив него за обеденным столом, была женой человека, которого он в одночасье отправил на тот свет. Я улыбалась нанимателю, учила его детей и ожидала своего часа. Одно покушение было предпринято в Париже, оно не удалось. Мы быстро меняли адреса, чтобы запутать преследователей, и наконец, проехав по всей Европе, вернулись в тот дом, который Мурильо снял, когда прибыл в Англию впервые.

Но здесь его ждали новые вершители правосудия. К его возвращению готовились Гарсиа, чей отец занимал в Сан-Педро высший пост до Мурильо, и двое надежных союзников из низкого сословия; все трое имели причины жаждать мести. В дневное время предпринять что-либо было сложно: Мурильо был очень осторожен и выходил только в сопровождении своего приспешника Лукаса (в дни былого величия он носил фамилию Лопес). По ночам, однако, Мурильо оставался один, и мститель мог до него добраться. Однажды вечером, в день, который был назначен заранее, я послала своему другу окончательные инструкции, потому что Мурильо всегда был настороже и постоянно менял спальни. Мне нужно было позаботиться о том, чтобы двери были открыты, и выставить в окне, которое смотрит на подъездную аллею, сигнал в виде зеленого или белого огонька – свидетельство того, что путь открыт или, наоборот, попытка откладывается.

Но все пошло не так, как было задумано. Лопес, секретарь, почему-то меня заподозрил. Подкрался сзади и напал, как раз когда я закончила записку. Он и его хозяин притащили меня в мою комнату и устроили судилище как над изобличенной предательницей. У них бы рука не дрогнула меня зарезать, если бы они знали, как избежать последствий. Наконец после долгого обсуждения они решили, что убивать меня слишком опасно. Мне сунули в рот кляп, и Мурильо выкручивал мне руку, пока я не выдала адрес Гарсиа. Если бы я знала, чем это кончится, клянусь, я дала бы открутить ее напрочь. Лопес надписал на моей записке адрес, при помощи запонки наложил печать и отдал для доставки слуге, Хосе. Как они убили Гарсиа, не знаю, но только сделал это Мурильо: Лопес остался меня стеречь. Наверное, Мурильо притаился в кустах утесника, среди которых вьется тропинка, и, когда Гарсиа появился, нанес удар. Сперва они думали впустить Гарсиа в дом и убить якобы при попытке грабежа, но сообразили, что во время следствия выплывет наружу тайна их личностей, а значит покушения возобновятся. Меж тем расправа с Гарсиа могла бы напугать преследователей и они бы отказались от своих замыслов.

Все прошло бы для обоих гладко, мешала только я, единственная свидетельница. Не сомневаюсь, что временами моя жизнь висела на волоске. Меня заперли в моей комнате, всячески запугивали, даже истязали, чтобы сломить мой дух, – посмотрите, вот рана на плече и руки сплошь в синяках. Однажды я попыталась крикнуть в окно, и мне в рот засунули кляп. Пять дней длилось это мучительное заточение, и все это время меня почти не кормили – еды хватало только на то, чтобы я не умерла. Сегодня днем мне принесли сытный ланч, но очень скоро я поняла, что в еду подсыпан дурман. Вспоминаю, как меня, словно во сне, наполовину вели, наполовину несли в экипаж; в том же чаду притащили к вагону. И только там, когда поезд готов был тронуться, я внезапно осознала, что свобода в моих собственных руках. Я выскочила наружу, меня стали тянуть назад, и если бы не этот добрый человек, который помог мне сесть в кэб, побег бы не удался. Теперь, слава богу, они уже никогда до меня не доберутся.

Мы, не проронив ни слова, слушали этот поразительный рассказ. Затем Холмс первым прервал молчание:

– Со сложностями еще не покончено. – Он покачал головой. – Вопросы следствия решены, юридические вопросы – нет.

– Именно, – подтвердил я. – Ловкий адвокат выставит это убийство как акт самозащиты. Сколько бы злодеяний ни числилось в прошлом за преступником, суд будет интересовать только последнее.