Шерлок Холмс. Его прощальный поклон

Итак, если он исчез со сцены, а игроков погубил некто посторонний, как нам установить его личность и каким способом он сумел внушить им такой ужас? Миссис Портер следует сразу же исключить. Она явно не способна причинить какой-либо вред. Существуют ли доказательства того, что кто-то подкрался через сад к окну и умудрился напугать зрителей до потери рассудка? Единственный намек на это дал сам Мортимер Трегеннис, который утверждает, что его брат заметил шевеление в кустах. Его слова определенно заслуживают внимания, поскольку вечер был дождливым, темным и пасмурным. Если кто-то намеревался встревожить обитателей дома, то он должен был прижаться лицом вплотную к оконному стеклу, иначе бы его никто не увидел. Под окном находится цветочная грядка шириной в три фута, однако никаких следов там нет. Поэтому трудно понять, как человек, стоявший снаружи, мог произвести на компанию игроков столь чудовищное впечатление; не подыскать также хоть сколько-нибудь вероятный мотив для этой непонятной и изощренной выходки. Вы сознаете стоящие перед нами трудности, Ватсон?

– Более чем! – с готовностью поддакнул я.

– И все же, имея чуть больше материала, мы смогли бы доказать, что трудности эти преодолимы, – заявил Холмс. – Подозреваю, что в ваших обширных архивах, Ватсон, найдутся примеры не менее загадочные. А пока что отложим расследование до тех пор, пока к нам не поступят более точные данные, и посвятим эти утренние часы поискам жителей неолита.

Я мог бы многое сказать о способности моего друга переключать мысли с одного на другое, но никогда еще так ей не удивлялся, как тем весенним утром в Корнуолле, когда два часа кряду Холмс распространялся о кельтах, наконечниках стрел и каменных резцах столь непринужденно, словно нам не предстояло разрешить зловещую тайну. В коттедж мы вернулись только после полудня и обнаружили там посетителя, который незамедлительно направил наши мысли в прежнее русло. Представляться визитеру было незачем. Громадная фигура, бугристое и изборожденное глубокими морщинами лицо, свирепый взгляд и ястребиный нос, тронутая сединой копна волос, почти достававшая до нашего потолка, борода, золотистая по краям и с проседью вокруг рта, за исключением пятнышка от никотина из-за вечно торчавшей в нем сигары, – все эти черты были хорошо знакомы как в Лондоне, так и в Африке, поскольку принадлежали знаменитому доктору Леону Стерндейлу, выдающемуся исследователю и охотнику на львов.

Мы слышали, что он обретается в наших краях, и раза два видели его высоченную фигуру на вересковой пустоши. Он, однако, не делал попыток к нам приблизиться, да и мы не помышляли об этом: доктор славился своей любовью к уединению, которая побуждала его проводить бо́льшую часть времени, свободного от путешествий, в маленьком бунгало на затерянном в безлюдной роще Бошам-Аррианс. Там, среди книг и карт, он вел жизнь анахорета, сам занимаясь скромным хозяйством и, судя по всему, не вникая в дела соседей. Поэтому я был немало удивлен, когда он нетерпеливо спросил Холмса, продвинулось ли расследование этого загадочного происшествия.

– Полиция графства в полнейшей растерянности, – заявил он, – но, быть может, ваш более богатый опыт подсказал вам какое-то правдоподобное объяснение? Я рассчитываю на ваше доверие только потому, что временами живал здесь и близко сошелся с семейством Трегеннис: они, собственно говоря, мои родственники по линии матери, которая была уроженкой Корнуолла, поэтому их странная участь потрясла меня до глубины души. Должен сказать, что на пути в Африку я прибыл в Плимут, однако сегодня утром получил это известие и немедля вернулся, дабы помочь расследованию.

Холмс вскинул брови:

– Из-за этого вы опоздали на пароход?

– Отправлюсь следующим рейсом.

– Боже мой, вот это дружба!

– Я же говорю вам – они мои родственники.

– Да-да, именно: по линии вашей матери. Ваш багаж на борту корабля?

– Частично; основной багаж в гостинице.

– Понятно. Но ведь наверняка о происшествии не сообщали в плимутских утренних газетах?

– Да, сэр, я получил телеграмму.

– Можно узнать, от кого?

По исхудалому лицу путешественника промелькнула тень.

– Вы чрезвычайно любознательны, мистер Холмс.

– Это моя профессия.

Доктор Стерндейл не без усилия постарался вернуть себе прежнее спокойствие.

– У меня нет причин для скрытности, – произнес он. – Телеграмму мне послал мистер Раундхэй, священник.

– Благодарю вас, – отозвался Холмс. – На ваш вопрос могу ответить, что еще не окончательно уяснил для себя это дело, однако полон надежд прийти к определенным выводам. Добавлять к этому что-либо преждевременно.

– Вы не против сообщить мне, в какой области лежат ваши подозрения?

– Нет, я вряд ли смогу вам ответить.

– Значит, я попусту потерял время – и задерживать вас дольше мне незачем.

Прославленный доктор, явно недовольный, шагнул за дверь, а спустя пять минут Холмс последовал за ним. Вернулся он только вечером: по его медленной походке и осунувшемуся лицу я догадался, что расследование продвинулось не слишком. Он пробежал глазами полученную телеграмму и бросил ее в камин.