Шерлок Холмс и болгарский кодекс

– Холмс, но ведь за рулем сидел сам принц. Никакого другого водителя у нас не было. И я не видел, чтобы он в кого-нибудь попал из своего крошечного пистолета. Что касается фотографии…

Холмс пристально смотрел в окно, настолько поглощенный своими мыслями, что едва отреагировал на мои замечания.

– Это явно было написано до того, как мы покинули Софию, – ответил он рассеянно.

Сыщик встал, отошел от окна и принялся расхаживать по комнате, опустив голову на грудь и сомкнув за спиной руки. Наконец он переключился на меня:

– Уотсон, попробуйте вспомнить: когда мы с принцем отправились в путь, какое место назначения он назвал?

– Монастырское подворье в Иванове, в долине реки Русенски-Лом.

– Да, именно. А какое это направление?

– Он сказал – северо-восток.

– Но мы съехали с основной дороги и направились строго на восток, к Восточным Родопам. Зачем?

– Чтобы сбить с толку злоумышленников? – предположил я. – И все равно нам это не удалось, если вспомнить случившееся возле Каменной Свадьбы.

Мой друг застыл в задумчивости.

– Возможно, – промолвил он, а спустя некоторое время продолжил: – А что вы скажете о нашей прогулке по пещерам?

– Это было незабываемо, Холмс.

– Да, незабываемо. А еще?

– Принц был очень общителен.

– Да, очень. А кроме этого, мой дорогой Босуэлл?[26]

– Это было очень познавательно! Я узнал так много интересного о вулканах. Фреатические извержения, вулканические бомбы, эти крошечные выбросы-лапилли! Что касается бабочек…

– Ну конечно, бабочки, – процедил сквозь зубы Холмс. – Мне понадобится не одна неделя, чтобы выбросить из головы голубянку малинную и чернушку эфиопку.

– Так вот, бабочка, которую принц открыл в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году, голубянка блеклая…

– И голубянку блеклую тоже, – скривился Холмс. – А эти его рассказы о ботанических экспедициях в поисках золотисто-желтого очного цвета?

– А жуки, Холмс? А его преданность зоологии? Помните, как, рассказывая нам об этой науке, он признался, что более всего увлечен изучением насекомых, а среди них лучше всего разбирается в жуках? А его кумир Христо Ботев?[27] С каким чувством принц читал его стихотворение «Моей матери».

– Добавьте почтовые марки! – буркнул Холмс, давая понять, что я совершенно забыл, о чем он спрашивал. – Удастся ли нам когда-нибудь забыть те несколько часов на привале, проведенных за просмотром его коллекции марок?

– Ну, раз уж вы сами об этом заговорили, – откликнулся я с восторгом, – коллекция у него просто чудесная. Чего стоит одна «Базельская голубка» тысяча восемьсот сорок пятого года выпуска! А ведь там была еще бермудская марка почтмейстера Перо выпуска тысяча восемьсот сорок восьмого года! Что за удовольствие! Вы же не станете отрицать, что никто не сравнится с принцем в гостеприимстве и радушии?

– Никто, Уотсон. Это вы правильно заметили. Надо ли понимать так, что вы сверх того собираетесь снабдить читателей подробными сведениями о тех часах, на протяжении которых принц потчевал нас обстоятельствами своего рождения?

– Надо это учесть, Холмс, – ответил я удивленно, зная, какое презрение мой друг питает к такого рода вещам.

– На случай, если вы не сделали записей, напоминаю: «Я родился в Вене и принадлежу к герцогскому семейству Саксен-Кобур-Гота, к его венгерской ветви Кохари. Род Кохари восходит к богатейшим и благороднейшим венгерским фамилиям, владевшим землями в словацких Чабраде и Ситно и многих других местах».

– Браво, Холмс! Не беспокойтесь, я буду держать в уме все ваши подсказки и советы, когда стану описывать эти события.

– «В день моего рождения, двадцать шестого февраля тысяча восемьсот шестьдесят первого года, – издевательски продолжал Холмс, – меня нарекли Фердинандом Максимилианом Карлом Леопольдом Марией Саксен-Кобург-Готским».

– Постойте! Как бы мне чего-нибудь не упустить, – всполошился я, потянувшись за своей записной книжкой.

Услышав это, мой друг разразился пронзительным хохотом:

– Перестаньте, Уотсон! Когда я попросил вас описать наше путешествие в пещеры, то имел в виду не предмет наших, а точнее, его разговоров.

– А что тогда? – растерялся я.

– Средства нашего передвижения.

– Мы путешествовали на автомобиле «Лифу» с паровым двигателем.

– Это транспортное средство способно перемещаться со скоростью тридцать пять миль в час, не так ли?

– И даже больше.

– Тогда я спрошу иначе. Как бы вы охарактеризовали нашу езду, манеру вождения принца? Была ли она чертовски бесшабашной?

– Нет, Холмс, – ответил я. – Не была.

– Головокружительной?

– Совсем нет, – ответил я, наморщив лоб.

– Возможно, безрассудной?

– Конечно нет.

– Может, чересчур быстрой?

Я снова нахмурился. К чему он клонит?

– Ничуть, Холмс. Мы ехали спокойно, никуда не торопясь.

– Значит, в своем очерке вы назовете наше путешествие неспешным, неторопливым?

– Скорее всего, – сердито признал я. – Спасибо за подсказку.