Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона

— В этом деле я не специалист, и не только не помню моих снов, но даже не могу с уверенностью сказать, снится ли мне что-нибудь вообще. Вот доктор Ватсон, дело другое, спросите у него.

Я вздрогнул. С чего он взял? Кажется, я никогда никому не рассказывал своих снов, никогда и не поминал о них, но, может, я по ночам разговариваю или истошно кричу и это уже ни для кого не секрет? Может, вся Бейкер-стрит давно об этом судачит? Не на лбу же у меня написано, что каждую ночь мне снятся сны. Но сны мне действительно снятся, снятся всю мою жизнь и многие из них я помню во всех подробностях — даже и детские. Я попытался скрыть охватившее меня смущение под маской равнодушия:

— Мне представляется, что если бы это был сон, мистер Торлин, вы не искали бы так мучительно выхода, и уж подавно не молились бы, а сразу соскользнули бы в пропасть…

— …хотя бы для того, чтобы испытать восхитительное ощущение полета! — подхватил Холмс, сведя все на шутку и не дав мне ни сколько развить эту волнующую для меня тему.

— А теперь, мистер Торлин, расскажите-ка немного о себе, — попросил Холмс уже совершенно другим тоном.

Учитель рассеянно кивнул.

— Если это поможет делу… пожалуйста. Отец мой был профессиональным военным и дело свое по-настоящему любил, потому мечтал, чтобы я пошел по его стопам. С самого детства учил он меня всему тому, что, по его мнению, должен знать хороший офицер и настоящий джентльмен: скакать на лошади, стрелять, разбираться в механике, даже медицине, быть, что называется, на все руки, а главное, учил терпеть лишения и всякого рода напасти, не теряя боевого духа. Я охотно всему этому выучился, потому что любил отца и жил его мечтами. Однако мечтам этим не суждено было сбыться — военным я не стал. Шесть лет назад отец мой неожиданно умер от заражения крови, мать не сумела этого пережить и умерла неделей позже от воспаления мозга. Смерть родителей потрясла меня до основания. Признаться, я еще в детстве страдал изрядной впечатлительностью и меня не однажды водили на прием в известную лечебницу доктора Т., а тут моя впечатлительность сыграла со мной и вовсе злую шутку; я тяжело заболел и когда поправился, оказалось, что зрение мое за время болезни настолько ухудшилось, что о военной карьере пришлось забыть. Я начал работать кем придется: преподавателем истории, рисования, французского языка, тренером верховой езды. Но платили мне мало, а долгов за время лечения накопилось много. Тогда я стал искать какую-то другую работу. Неутомимо рассылал объявления в газеты, ходил на всякого рода собеседования, и однажды мне повезло… Мистер Нортинг, камердинер лорда Фатрифорта, остановил на мне свой выбор. Так я оказался в замке.

— Что ж коротко и ясно. А теперь, если вас не затруднит, расскажите об обитателях замка. Обо всех понемногу.

— Ну, что сказать, с Фредди мне было и трудно и легко, но всегда интересно. С остальными отношения всегда были самыми дружелюбными. Штат замка весьма немногочислен. И половину его составляют люди, больше сорока лет работающие у лорда. Это семейство Джонсонов: Слуга Фил Джонсон обыкновенно убирает наши комнаты до второго завтрака, пока мы гуляем, потом занимается садом и помогает экономке, а около полуночи обходит парк — это очень древняя традиция. У лорда он с четырнадцати лет. Фил тихий и улыбчивый человек, он так приучен быть незаметным, что порой не вспомнишь, видел ты его сегодня или нет, в отличие от своего младшего брата Пита-конюха, ловкого малого, на все руки мастера, которого не заметить невозможно. Отец их, Сэм Джонсон, милейший старик, живет в пустующем лондонском доме лорда, исполняя обязанности сторожа и уборщика, а в замок наведывается раз в месяц повидаться с родней.

Кухарка Мэгги Миллем, сестра старика Сэма, тетка Филу и Питу. Рослая, поджарая, как все Джонсоны, и такая же тихая и услужливая. Ни конюх, ни кухарка дальше кухни не ходят, это не принято, у них свой боковой вход. Мэгги готовит обеды с четырех до шести и уходит к себе, там у нее свое небольшое хозяйство и оба племянника на попечении.

Вообще, если бы не резвый Фредди, можно было бы подумать, что дом просто необитаем.

Миссис Вайс, наша экономка, готовит нам завтраки и ужины. Она на редкость умелая и неутомимая, немного суховата в обращении, зато характера ровного и чувствуется — глубокого. Правда, внутри у нее за семью замками… какая-то тайна, что-то она бережет от чужих глаз и хорошо бережет. Но как бы то ни было — нам она своя.

Теперь надо сказать о камердинере, хотя с него стоило бы начать с первого. Мистер Нортинг по виду человек замкнутый, даже несколько угрюмый и разговориться может разве только с Фредди. По поведению — джентльмен и, я не побоюсь сказать — безукоризненный… Роста высокого, как и сам лорд, сухощав и сутуловат, не красавец, но на редкость выразителен. Прямо конкистадор какой-то! Конечно, это наши с Фредди фантазии. Однажды Фредди спросил его с детской непосредственностью:

— Скажи, Нортинг, откуда у тебя шрам?