Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона

— Дело ваше, пойте из классики. Я же сказал — чем хуже, тем лучше. Главное, громко. А я между тем осмотрю интересующие меня места. Думаю, это займет минут восемь — десять, а потом присоединюсь к вам. И мы споем вместе.

От этой перспективы я немного повеселел.

— Холмс, мы, кажется, еще ни разу не пели вместе.

— Вот и хорошо, проверим, как получится. Теперь вы, надеюсь, поняли, для чего необходимы смокинг и громкое пение?

— Боюсь, что нет…

— Ох, Ватсон, какой же вы тугодум. Впрочем, как и большинство англичан. Вот французы в этом смысле — совсем другое дело…

Но я не дал Холмсу развить эту богатую для сравнений тему и вернулся к волновавшей меня.

— Так почему нам сегодня необходимы смокинги и громкое пение?

— Самоочевидно, Ватсон: подвыпивший, с иголочки одетый певец, пой он даже самые разухабистые песни, самым что ни на есть дурным голосом и греми решеткой, хоть на весь Лондон, ни у кого не вызовет ни досады, ни подозрений. Вот попробуй вы трезвый в своем видавшем виды плаще проделать что-либо подобное и спеть хотя бы гимн Соединенного Королевства — плохо вам придется. Ну а молча водить палкой по забору, этого, думаю, вам не простит даже самый покладистый лондонец.

— И как же все просто! — не сумел я сдержать удивления.

— Проще некуда, — пожал плечами Холмс и отправился в свою спальню переодеваться, но у самой двери вдруг развернулся, посмотрел на меня очень пристально и произнес:

— Но если нам сегодня немножко не повезет, Ватсон, то завтра на первой полосе «Таймса» появится заметка под таким примерно заголовком: «Рецидивисты в смокингах», — и, подбоченясь, он затараторил, подражая бойкому продавцу газет: — Сенсация! Сенсация! Вчера ночью на Мортимер-стрит в одном респектабельном особняке были взяты с поличным два, весьма щеголеватые видом, взломщика. Ими оказались хорошо известные Скотленд-Ярду сыщик Холмс и его сподручный мистер Ватсон. Общественность требует указать лично инспектору Лестрейду на недопустимость такого вопиющего нарушения закона о частных владениях. И просит, наконец, принять действенные меры в отношении этих матерых рецидивистов. Покупайте, покупайте последний номер «Таймса»!

— А если нам сильно не повезет? — поинтересовался я осторожно.

— Ну, а если нам сильно не повезет… — тут манера Холмса изменилась, и он заговорил монотонно, голосом парламентского секретаря, дословно вызубрившего свой отчет палате лордов: — Как всем хорошо известно пресловутый сыщик Холмс был подающим большие надежды учеником знаменитого инспектора Лестрейда, а его друг, некто Ватсон, доктор и телохранитель в одном лице, был сочинителем исключительно правдоподобных фантазий на криминальные темы, так как, судя по всему, происходил из семьи весьма незаурядного полицейского или… такого же незаурядного преступника. Об этом все, джентльмены! — и Холмс с достоинством поклонился.

Настроение мое подпрыгнуло до критической отметки, и я уже с нетерпением ждал начала нашего приключения. И чем сомнительнее оно представлялось, тем сильнее разбирал меня боевой задор.

Когда мы, спустя четверть часа, шли по Оксфорд-стрит, и тени легкомыслия не читалось на лице Холмса. Тоже одна из его особенностей, переключался он мгновенно, как хорошо отлаженный механизм, чем я, к сожалению, похвастать не мог. Дневной, суетный ритм Лондона сменился неторопливым ночным. Фонари нежно золотились сквозь туман, а влажный асфальт, напротив, ярко пестрел разноцветными бликами реклам, напоминая новейшие картины французской школы. Освещенные гирляндами и причудливо изукрашенные витрины, более притягательные теперь, чем днем, создавали ощущение волшебного изобилия и непрерывного праздника. Вереницы кебов и разномастных авто неторопливо тянулись в обоих направлениях и терялись в туманной глубине улицы.

— Туман, куда ни шло, Ватсон, только бы не дождь. Почему это погода всегда подыгрывает темным личностям?

— Вероятно, Холмс, она подыгрывает слабейшим, ведь ни дождь, ни туман никогда не были для вас, препятствием к поимке преступника?

— Кажется, никогда, Ватсон, но эти мелочи страшно сбивают темп и не дают резвой лошадке показать свою настоящую скорость.

Подобное ворчанье Холмса было своеобразным ритуалом. Так ворчит перед публикой ярмарочный силач в начале представления, что-де очень уж многого от него ждут, что подобные трудности не выпадали еще на долю других силачей и никому другому на штангу не нанизывали столько чугунных блинов. А потом вдруг… Алле…! И поднимает свою неподъемную штангу. Зрители воют от восторга и оглушительно рукоплещут. А без этих притворных жалоб не тот будет эффект. В отличие от Холмса, я не мог сразу перейти от легкомысленного к серьезному и потому, увы, пробавлялся подобными мыслями.

— Как бы то ни было, а сегодня стихия должна нам подыграть, Холмс.

— Вы так думаете, Ватсон?

— Уверен.

— Ну да, сегодня мы сами в роли темных личностей.

По мере приближения к цели легкомыслие мое сменилось тревогой.

Наконец, неожиданно остановившись и окинув мрачным взглядом дома напротив, Холмс объявил:

— Вот мы и на месте.