Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона

Приступы его болезни становились все изнурительней, и так как наступали они не сразу, а после ряда симптомов, мы могли хоть в какой-то степени приготовиться. И однажды, после очередного затяжного приступа, стало очевидным — следующего ему не пережить. Лорд давно лелеял надежду накануне последнего приступа спуститься в усыпальницу и принять большую дозу снотворного, другими словами, покончить с собой. Эту чудовищную идею он неоднократно мне высказывал. Лорд, несомненно, был религиозным человеком, но некоторые вещи понимал весьма превратно. Мне же, человеку хотя и грешному, но богобоязненному, все это было непонятно и попросту жутко. Веря, что участь самоубийц за гробом самая жалкая, я воспротивился подобному безумству моего благодетеля и в конце концов уговорил этого измученного болезнью человека мужественно принять последний час в своей постели, не изменяя ни себе, ни Богу. В свою очередь я обещал исполнить в точности все, что от меня потребуется, и схоронить его в склепе со всеми теми старинными церемониями, которые выработались спокон веку и неизменно соблюдались в их роду и которым он придавал такое большое значение. Не только обещал, я свято поклялся, заставив поклясться и жену. Так как требовалось не менее пяти человек при обряде погребения, то мы посвятили в это дело еще только поверенного Эдвина Брука и доктора Филиппа Фриша, это были старинные и самые преданные друзья лорда, и, конечно, милейшего патера Бертли, местного священника, который и приготовил его смятенную душу к вечности. Как мы и предполагали, последнего приступа лорд не пережил.

Волю его я исполнил в точности. Но чтобы впоследствии никого не обвинили в его смерти, лорд Фатрифорт вовремя озаботился написать подробное письмо, в котором был описаны его уход и наши вынужденные действия, указана дата и стояла разборчивая подпись. Храниться оно должно было все в той же конторе «Салимана и Брука» с пометкой «вскрыть», как он выразился, только «…в самом крайнем случае судебного недоумения». И несмотря на всю фантастичность, да к тому же и незаконность данной затеи, все мы вполне сознательно пошли на это. Лорд умел убеждать. Риск быть впоследствии привлеченным к суду, по его мнению, был не велик, в сравнении с благом которого он думал достичь. Он считал, что сам факт сокрытия смерти или тайного погребения, если только он не сопряжен с каким-нибудь другим преступлением или неблаговидным деянием, искупается штрафом и смягчается щедрой благотворительностью.

Лорд Фатрифорт был уверен, что пройдет еще много времени, до того как обнаружится этот странный обман. А пока внук его сможет возрастать в обстановке родового гнезда в отлаженных до мелочей старинных традициях, в кругу по-настоящему преданных ему людей. А не в кругу людей случайных, корыстных и равнодушных, в понятиях новейших и, как он считал, сомнительных и опошленных. У лорда была точка зрения, на мой взгляд, вполне здравая, что человек всю жизнь оглядывается на впечатления своего детства и в большой степени черпает жизненные силы именно из этого источника. Поэтому он хотел как можно дольше довольствоваться частным воспитанием внука, тем более что для этого были все возможности. Позже Фредди поступит в какую-нибудь приличную частную школу, которую выберет для него мистер Торлин, к которой его и подготовит, вблизи которой и будет жить. А когда мальчик достаточно привыкнет к школе и уже не будет слишком одинок, тогда вдали от дома ему сообщат письмом о неожиданной кончине деда. Так Фредди будет легче перенести свое сиротство. А там он подрастет, возмужает и сам осознает значение семейных традиций и себя — как последнего Фатрифорта.

Не могу судить, насколько идея лорда была разумна, но продиктована она была, несомненно, самыми лучшими намерениями и горячей любовью к внуку. Одного лорд очень боялся, что меня опознают, как бывшего бандита, и мне придется платить по старым счетам. Этого он, добрый человек, боялся, кажется, более, чем я сам. Кстати, если бы не эта боязнь, лорд сделал бы меня опекуном. Он не раз говорил мне об этом, но, желая избежать слишком пристального внимания к моей особе, решил уже было доверить опекунство главе адвокатской конторы, достойному Эдвину Бруку, как вдруг придумал этот невероятный план.

До самой своей смерти лорд оставался в памяти, был общителен и мог неутомимо говорить на самые разные темы. Это был интереснейший человек и предобрая душа. Думаю, его записки, если будут изданы, составят украшение любой библиотеки. И уж во всяком случае, они скрасят жизнь его внуку и тем, кому он даст их прочесть.