По дороге из Мантейгаса Орасио ломал голову над тем, у кого бы занять денег — ведь свадьба будет стоить немало, — но так и не придумал: все его знакомые в Алдейя-до-Карвальо, кроме, пожалуй, Мануэла Пейшото, были не богаче его самого. Но и Мануэл с трудом сводил концы с концами, недаром он не так давно продал несколько овец. В Мантейгасе Орасио знал людей со средствами, но он не надеялся, что они согласятся помочь ему. Он мог обратиться к Валадаресу, но именно у него Орасио не хотелось брать в долг. Не будь пожара, он, пожалуй, попросил бы у Валадареса конто. Но теперь, хотя после пожара прошло уже много времени, ему неприятно было говорить о деньгах со своим бывшим хозяином.
Около одиннадцати Часов вечера Орасио вернулся в Алдейя-до-Карвальо. Проходя мимо лачуги Раваско, он увидел у дверей группу женщин. Раньше, чем ему сказали, Орасио догадался, что случилось. Из дома доносились причитания Марии-Антонии:
— Боже, что теперь со мной будет? Что будет со мной и с детьми?
Орасио подошел ближе. Среди женщин он увидел Жулию.
— Он умер вчера вечером, сегодня его похоронили, — сказала она. — Мы пришли побыть немного с Марией-Антонией, бедняжка никак не может успокоиться…
Орасио хотел было войти, но, не зная, какими словами утешить вдову, передумал.
Завернувшись в шали, соседки расходились. Из дома по-прежнему слышались причитания:
— Боже, что со мной будет?
Женщины спускались по склону. Орасио, подавленный, шел вместе с ними.
— Несчастная! — сказала Жулия. — Осталась одна… а теперь такая трудная жизнь…
Позабыв про Марию-Антонию, кумушки принялись судачить о дороговизне — это была их любимая тема. В прошлом году килограмм того-то стоил столько-то, а теперь — вдвое больше… Сардины тоже вздорожали вдвое… А картофеля вообще не купишь, он на вес золота.
— В Ковильяне еще хуже, — заявила Жулия. — Здесь люди хоть обрабатывают свои участки… все-таки подспорье. А в Ковильяне на все нужны деньги. Я была на прошлой неделе в гостях у свояченицы — тамошние женщины не знают, как сводить концы с концами. Того, что зарабатывают мужья, не хватает даже на еду, у них все заложено…
Соседки подумали, что если Жулия последнее время часто ходила в Ковильян, то не в гости к свояченице, а чтобы повидать своего беспутного сына, который, окончательно порвав с родителями, на днях уехал в Лиссабон. Но тут же они забыли про Антеро, как забыли и про Марию-Антонию; все их внимание было привлечено рассказом о жизни в Ковильяне.
Орасио слушал, размышляя о том, что Жулия, очевидно, хочет еще раз повысить плату за пансион: недаром в его присутствии она так часто заговаривает о дороговизне.
VII
Никто, пожалуй, не мог бы сказать, как эта новость проникла на фабрику. Она передавалась от человека к человеку, из цеха в цех. Орасио услышал ее от Бока-Негры:
— Арестованы Рикардо, Габриэл Алкафозес и еще несколько человек из Ковильяна…
По выражению лица Трамагала и других рабочих, стоявших у своих машин, Орасио понял, что им это уже известно.
— Почему их арестовали?
Бока-Негре этот вопрос показался наивным.
— Так должно было случиться! — сказал он.
Орасио уже давно слышал о Габриэле Алкафозесе, одном из самых передовых рабочих Ковильяна, но не был с ним знаком. И по-настоящему он жалел лишь Рикардо.
На фабрике чувствовалось гнетущее напряжение, как в тот день, когда был уволен Раваско. После конца смены рабочие, выйдя за ворота, сразу же собрались группами — все хотели узнать подробности. Подошло несколько человек с Новой фабрики, они рассказали, как во время обеденного перерыва появились полицейские и увели Алкафозеса. Несколько позже полиция побывала на фабрике, где работал Рикардо; были арестованы он и Кристино.
— Значит, Кристино тоже взяли? — удивился Трамагал.
— Да, — ответил один из рабочих.
— Я пойду в Ковильян, — вдруг сказал Маррета.
— И я с тобой, — предложил Трамагал.
— Нет… Лучше мне одному… А ты извести Жулию. Вечером приходи ко мне.
Маррета ушел. Рабочие начали расходиться. Трамагал и Орасио направились в Алдейя-до-Карвальо.
Жулия держала на руках ребенка и собиралась дать ему грудь, когда они вошли и сообщили об аресте Рикардо.
— Значит, забрали? — сказала она мрачно. — Что же… — В ее голосе чувствовалась сдерживаемая ярость. Расстегнув кофту, она стала кормить ребенка.
Слова Жулии удивили рабочих.
— Если вы хотите есть, ужин готов, — обратилась она к Орасио.
Трамагал поспешно воскликнул:
— Сейчас не до еды! Он поужинает у меня.
Жулия безнадежно махнула рукой.
Мужчины не знали, о чем с ней говорить, не знали и как уйти, не сказав ей ни слова. Голос Трамагала зазвучал неожиданно мягко:
— Его там долго не продержат… А я скажу своей хозяйке, она немного побудет с вами.
Жулия молчала, напуская на себя безразличие…
Поужинав, Трамагал и Орасио пошли к Маррете. Дом был заперт и погружен в темноту. Орасио посмотрел на часы:
— А что, если и его забрали?..