Орасио подумал: «Я-то знаю, чего он хочет; рассчитывает получить на чай». Но в первый день после свадьбы ему хотелось быть предупредительным к жене, и он сказал:
— Ладно! Если хочет, пусть несет. — И сам помог Мануэлу пристроить поклажу на плече.
Втроем они стали подниматься по уличке. Старик едва не падал под тяжестью ноши.
Домик, который снял Орасио, находился почти напротив того, где он устроился, покинув Алдейя-до-Карвальо.
— Здесь…
Мануэл поставил сундучок на землю. Пока Орасио отпирал дверь, Идалина окинула взглядом ветхую лачугу с грязными, облупленными, потрескавшимися стенами и осмотрелась по сторонам. Узкая уличка была такая мрачная, старая, такая убогая и унылая… Хилые, оборванные ребятишки с перепачканными личиками вместе с собаками и кошками играли на грязной мостовой. Сидевшие у порогов истощенные женщины выбирали соринки из кусков материи. Древние старухи тускнеющими глазами впивали последние отблески заката; некоторые с любопытством наблюдали за молодой четой.
Мануэл да Боуса помог Орасио внести в дом вещи и стал прощаться:
— Желаю тебе счастья, мой мальчик!
Орасио дал ему монету. Затем вынул спички и зажег лампу — в лачуге уже царил сумрак…
Закрыв дверь, Орасио кинулся обнимать и целовать жену. Когда он отпустил ее, она оглядела комнату. Старые, почерневшие стены; в глубине железная кровать и тумбочка; посредине столик и два стула; слева — деревянный сундук, справа — закопченный очаг, который, по-видимому, служил также и столом. И дом и мебель — все было старое; только полка для посуды оказалась новой. Орасио расставил на ней тарелки, положил вилки, ножи, ложки… Наверху красовались кастрюля, судки и широкая миска — это была вся их кухонная утварь.
Идалина еще раз не спеша обвела глазами комнату. Орасио очень хотелось услышать ее одобрение: он обошел весь город в поисках самой дешевой подержанной мебели.
— Ну как? — спросил он.
— Хорошо… — ответила Идалина. И с нежностью добавила: — Ты, верно, жалеешь, что у нас нет своего домика, о котором ты говорил, правда?
— Конечно, я предпочел бы сразу же после свадьбы оказаться в собственном новом доме, где мы зажили бы на славу и со временем растили наших детей…
— Да… но не думай об этом… Главное — жить дружно и счастливо…
Однако Идалина тоже свыклась с мечтой о домике, и теперь ей неожиданно стало грустно. «Здесь еще хуже, чем у нас в Мантейгасе», — подумала она.
— Разумеется, это временно, — продолжал Орасио. — Пока не будут готовы дома, которые строит муниципалитет… Потом мы переедем туда. Я не собираюсь прожить всю жизнь в этой конуре, не хочу, не желаю!
Орасио подошел к тумбочке, которую приобрел только потому, что без нее хозяин не продавал кровать.
— Тебе нравится? — не без тщеславия спросил он: ни в Мантейгасе, ни в Алдейя-до-Карвальо, ни даже здесь, в Ковильяне, бедняки не знали этой мебели и ставили ночной горшок под кровать.
— Да…
Она снова огляделась, как бы стараясь определить, чего же не хватает. В этой единственной комнате их дома была только наружная дверь и маленькое окошко, которое выходило на улицу. Идалина внимательно осматривала стены, будто надеялась увидеть еще одну, внутреннюю, дверь.
Орасио догадался, что она ищет: не раз в разговорах о домике он упоминал о теплой уборной. Ему не хотелось говорить о таких вещах в первый день их совместной жизни, но он понял, что этого не избежать.
— Да… Уборной здесь нет… В домах рабочих всюду так… Придется все выливать в раковину… она за дверью, под лестницей. Ты сразу увидишь. На ней деревянная крышка.
Идалина стыдливо опустила глаза. Он стал объяснять, словно оправдываясь:
— Я очень хотел снять что-нибудь поприличнее, но это нам не по средствам. И то наш дом лучше многих других. Есть улицы, где одной раковиной пользуется целый квартал: домовладельцы не хотят тратиться. В одном месте сдавался дом побольше и за ту же цену, но я, как видишь, предпочел этот. Здесь по крайней мере у нас своя раковина…
— Что ж, начну раскладывать вещи… — печально сказала Идалина.
Орасио посмотрел на нее с тревогой:
— Похоже, тебе все тут не понравилось… Так это?
— Нет… Почему тебе пришло в голову? — возразила Идалина, но голос ее звучал по-прежнему грустно…
Идалина наклонилась, чтобы открыть сундучок. Орасио обнял ее за талию и поцеловал.
— Давай сначала поедим, а когда вернемся, разложишь вещи.
— Разве мы будем есть не дома?
— Это только сегодня, мы ведь ничего не купили. Пойдем. Заодно я покажу тебе, где строят дома для рабочих. Увидишь, какое красивое место!
Проходя по улице, Идалина через раскрытые двери видела у порогов круглые деревянные крышки, о которых говорил муж. Она подумала, что ей было бы стыдно ходить к общей раковине с ночным горшком… Они свернули на другую уличку, которая ничем не отличалась от улицы Азедо: всюду оборванные дети, неопрятные женщины, растрепанные старухи, бродячие собаки и кошки.
— Мне казалось, что в Ковильяне иначе… — прошептала Идалина, схватив Орасио за руку.